strannik260861

17.01
23:46

Вероятностная быль " Последний срок", часть 1

"Невозможное возможно, но только в твоём сознании. Ты можешь поверить, что ты Бог всего. Ты им станешь, но в своём сознании. И ты будешь иметь свои миры, свой космос, Вселенную. Но есть много Вселенных. Ты можешь стать Богом многих Вселенных. Но что потом? Ты будешь править цивилизациями, тебе буду поклоняться, но ты устанешь от этого. Всё приходящее надоедает когда-то. Будь мудрее. Не трать время на это, прокрути в голове этот момент и пойми, что всё это надоест когда-нибудь. Таким образом ты избавишься от бесполезной траты времени. Тебе всего лишь нужно понять, что нужно искать и стремиться к Вечному."

Отрывок из книги "Мир грёз: Записки странника". Автор Андрей Иванчогло


Утро вторника в исправительной колонии начиналось, как обычно, на протяжении последних десятилетий - охрана охраняла, сидельцы сидели. На Руси в тюрьмах всегда было так, стоишь, ходишь, работаешь или спишь - всё равно *сидишь*. Поэтому те, кто в ней пребывает не по своей воле, сидельцы и есть.
Единственное событие, отличающее вторник от других дней недели, - в этот день, из следственного изолятора в колонию, привозили новую партию осужденных для отбытия срока наказания. Вся компания вновь прибывших называлась по старинке -*Этап*, а процесс перемещения зеков, из тюрьмы А в лагерь Б - этапирование.
В тюремном языке очень много слов в обычной жизни не употребляемых, так называемая *феня*, доставшаяся нам в наследство с незапамятных времён. Когда-то, этот язык использовали адепты дохристианской Веры, которые бродили по Руси под видом скоморохов, сохраняя свои древние знания от вездесущих чернорясных попов, искореняющих огнём и мечом всех, кто их богу не кланялся. Потом бродячие торговцы, по прозвищу *офени*. Впоследствии лихие разбойники, которые передвигались по городам и весям в поисках поживы, тех *офеней* грабили, а заодно и язык их переняли, чтобы обычному люду непонятны были разговоры промеж себя. На *фене* употребляемой ныне, всё имеет своё название, не понятное для непосвящённых. Слова частью старинные, а частью неологизмы придуманные лагерными лингвистами, т.к. народ наш на выдумки, всегда был, и есть, горазд. К примеру - *Столыпин* - вагон для перевозки заключённых, в память о министре, крестьян в Сибирь вывозившем. *Каторжанин*, и *этап*- в память о горемыках топавших на каторгу *по-этапу*, через всю Расею-матушку в далёкую Сибирь. *Грев* - это передача чего – либо, человеку находящемуся в неволе. Вы думаете, почему передача продуктов, сигарет или чая называется *грев*? Да, потому что в камере очень холодно не взирая, на времена года, и, пища, чай, табак помогают человеку хоть не много, на короткое время согреться.
Итак – этап. Этап - это всегда событие, для небольшого мирка отделённого от остального мира тремя рядами заборов и колючей проволоки. Этого события ждут все, внутри забора находящиеся, чтобы хоть как-то скрасить серые дни, проводимые в неволе. Кто встречает знакомых, кто просто земляков, а кто-то ждёт возможности поживиться за счёт вновь прибывших, немудрёной одежонкой, табаком, ну, а если повезёт, то и деньгами. Короче - всё новое всегда интересно, а иногда и прибыльно.

подполковник Васильев, от этого события ничего хорошего не ждал. Являясь начальником оперативной части, на днях он получил из уфсин *секретку* - т.е. оперативную характеристику на одного из вновь прибывающих, где перечислялись его *достоинства*, и то, каких гадостей от него можно ожидать.
Судя по представленной информации зек опытный, входящий в *отрицательную* часть *спецконтингента*, и стандартным методам перевоспитания не поддающийся.
В Управлении с ума, что ли посходили! У нас тут 80 процентов первоходов, и сопляков, после малолетки. А они шлют экземплярчик с семью судимостями!? Да ещё кличка какая-то непонятная – Странник. Видать со странностями уголовничек. С подобной характеристикой его на тюремный режим надо было отправлять, пусть там его по «пресс-хатам» замордуют до смерти! – с такими мыслями он просматривал сочинение оперативников из лагерей и тюрем, где *герою* *секретки* довелось побывать.

Плюс ко всему, утром с дочерью была проведена воспитательная беседа по поводу её поздних прогулок, что не лучшим образом отразилось на его настроении. Понимание между поколениями, в семье Васильевых, в последние месяцы тихо, а иногда и не очень, таяло, поселяя в сердце подполковника всё большую тревогу за настоящее и будущее единственной дочери.


этап же, тем временем, *шлюзовался* - т.е. выгрузился в лагерном шлюзе и проходил сверку по личным делам осужденных.
-статья? срок? - зычно басил Дежурный Помощник Начальника Колонии, и слышал, то заикающееся бормотание, то скороговорное перечисление фактов биографии, по которому можно было распознать опытного сидельца, десятки раз проходившего подобные проверки.
-который раз в колонию? - спросил он осужденного, привычно и без эмоций, продиктовавшего свои данные.
-Шестой.
-*скороход* значит? - Скороходами в колониях звали тех, кто на воле больше года не задерживался и, за очередное преступление, быстренько устраивался на государственные харчи.
-да нет. Почти четыре года на воле был, - ответил этапник с улыбкой, в которой сквозило явное сожаление, об этих, хорошо проведённых, годах.
Офицер окинул этапника взглядом, - в очках, с палочкой, мешок неприподъёмный. Видать шмотьём и продуктами на долгий срок запасся! Прямо, пенсионер пенитенциарной системы, со всем своим движимым и с трудом движимым имуществом, и пенсионным фондом впридачу!
- Понятно, проходи давай.
- статья? срок? - забасил он следующему.
наконец сверка закончилась.
-23 жулика принял, - отрапортовал он, начальнику конвоя, собирая личные дела в объёмистый портфель. И обращаясь к вновь прибывшим гаркнул -
-этап! Слушай мою команду! Подхватили узлы и в баню. Стричь-брить-мыть вас будем, чтобы никакой заразы не разводили у нас в колонии. А то, вшей разведете и скажете потом что, не ваши, - захохотав в конце речи собственной шутке.
Горемыки подхватили свои мешки и с невесёлыми лицами, но большим энтузиазмом, потопали в баню. Баня для русского человека всегда играла, и играет, большую роль. В банях на Руси лечат всяко разные хвори, занимаются любовью, проводят деловые встречи заключая многомиллионные сделки. Ну и конечно отдельной статьёй надо отметить её прямое назначение - парилка! Какой русский не любит хороший парок? Паром, однако, в конкретно этой бане не баловали, да и вид изнутри она имела весьма плачевный. Но, как говориться – * не до жиру*, в смысле – не до удобств. Постоять под струей горячей воды, отмыть тюремную грязь и вонь, - и то, уже очень кстати. Вода, как известно, смывает все страхи и негативы, и даже самый распоследний подлец после помывки становится немного добрее, честнее и совестливее.
После процедуры помывки и санобработки следовала процедура обыска, именуемая на языке заключенных коротким и ёмким словом - Шмон!

О том, что такое лагерный шмон можно рассказать целую главу, но мы постараемся ознакомиться с этим накоротке, чтобы понимать, в чём различие между обыском в общепринятом понятии, и шмоном, - применительно к Российской системе исполнения наказаний, выпестованной ещё в ГУЛаговские времена и мало изменившейся в постсоветские.
Если обыск - это поиск и изъятие вещей явно криминального характера, то Шмон - это совершенно другое. Ни один человек не имеющий опыта прохождения подобной процедуры даже и представить себе не может те чудеса которые там происходят. Попадая на шмон все ваши вещи, становятся, как бы, не вашими. Даже, если они переданы вам во время нахождения в Следственном изоляторе абсолютно официально, и, десятки раз, подвергнуты тюремным проверкам, но система одна, а начальников в ней много, и то, что разрешил один, легко может запретить другой. Особенно, если ему глянулось что-то, из вашего гардероба. Любой предмет переходит в разряд запрещённых, при помощи магического и не переводимого на обычный русский язык выражения - НЕ ПОЛОЖЕНО!
Магического – потому - что тот, или иной предмет, только что бывший у вас в собственности, прямо на ваших глазах меняет владельца вне зависимости от вашего желания, и абсолютно официально и законно. Выписывается квитанция о приеме ваших вещей на склад колонии, вы получаете её на руки, и слышите заверения, что получите всё в целости и сохранности по выходу из колонии. И почти все ошмонаные в это верят! Но, я хочу вас заверить, что ваше право владения отшмонаными вещами *приказало долго жить*. Буквально, через несколько дней вы можете увидеть свои джинсы, или кроссовки, на дневальном моющем полы в штабе. Туфли, или мохеровый шарфик на прапорщике, конвоирующем заключённых, но вас убедят, что эти вещи он имеет давно, а вы ошиблись. Я сам неоднократно убеждался, что без магии здесь явно не обходится. К примеру, - на склад отправились черные испанские ботинки из нубука, шёлковая рубашка и новенькая джинсовая куртка. Через год, при получении согласно квитанции всего вышеперечисленного, куртка увеличилась на пару размеров и полиняла, из тёмно-синей в грязно-голубую. Испанский нубук превратился в ссохшуюся кожу сизо-синего цвета производства отечественной фабрики *Скороход*, а рубашка исчезла безследно. И как же не верить в магию после таких превращений!?
Как-то раз в посёлке, где живут эти *маги* и *волшебники*, я своими глазами видел офицера из хозчасти с двумя баулами набитыми различным шмотьём, он направлялся в райцентр на рынок. Там у него функционировала *точка* по торговле *секондхендом*. Угадайте с трёх раз источник *товара*?!
Владелец точки клятвенно заверял покупателей, что у него *прямые поставки из Европы*!? Ну да, уголовники из этого лагеря пол-Европы обокрали! Ха-ха!
Не переводимого - так как ни разу, ни один из употребителей этого выражения не смог мне его растолковать. Не положено! - и никаких объяснений! Стоило только попытаться выяснить, кем не положено, где не положено, и почему не положено, как мне тотчас демонстрировали резиновый *выпрямитель* и советовали, - не умничай!
Так! Всё понятно! Это магическое заклинание!!
Магические заклинания никто не переводит и не объясняет. Их произносят при необходимости, когда надо добиться желаемого результата нетрадиционными способами.
И всё, эффект налицо! Магия в действии!
Даже Дэвид Копперфильд так не сможет! Я почти уверен, что эта *магия* является полузаконной частью программы перевоспитания, выдуманной каким-нибудь диссертантом от системы исполнения наказаний. Осуждённые преступники сами становятся потерпевшими!
А чтобы на собственной шкуре испытали, каково это!
Может быть, красть и хулиганить перестанут?

Посмотрим же, как проходит шмон у опытного сидельца, попавшего в места сии скорбные не в первый раз.
Его имущество специально подобрано со знанием проблем, могущих иметь место быть, поэтому забрать у него практически нечего. А то, что могло при помощи *магического заклинания* уйти на склад, уже
унесено уборщиком карантина из бани, по достигнутому между зеками взаимовыгодному соглашению - один остаётся при вещах, другой при двух пачках сигарет с фильтром. Которые являются, в любой колонии, свободно конвертируемой валютой, и принимаются в оплату, за любые услуги, всеми членами лагерного сообщества, не исключая и сотрудников администрации, которые суть зеки по контракту, так как пребывают за колючей проволокой по 10-12 часов в сутки. Сигаретами платят денежные долги, оплачивают проигранные споры, работу, выполненную другим лицом, даже услуги сексуального характера, предоставляемые лагерными проститутами именуемыми здесь *петухами*, тоже платятся в основном сигаретами.

Основное большинство невольников, после шмона, выглядит весьма потрёпано, и находится в растерянно- депрессивном состоянии. Для заключённого его мешок с нехитрым скарбом, это не просто имущество.
Варежки и шарф, ещё хранящие тепло материнских рук, постельное бельё, пахнущее глажкой, носовые платки, на которые жена, или подруга, вылила полфлакона своих духов. Это всё напоминает человеку о том, что дома его ждут, его любят, несмотря ни на что! Когда человеку становится нестерпимо тоскливо, он идёт в склад - каптёрку перебирать эти напоминающие ему о близких людях вещи, говоря при этом своим сотоварищам по несчастью – пойду, *схожу домой*!
Мешок или сумка являются, фактически, маленьким уголком его родного дома. Поэтому вторжение в дом родной, да ещё связанное с отторжением имущества, вводит натуры особо впечатлительные в состояние полного ступора, переходящего потом, либо в злобную агрессию по отношению к рядом находящимся, либо в слёзы, у людей слабых и забитых средой для них непривычной, где главенствуют более сильные и наглые.


Поэтому процедура шмона, является очень важным фактором психологического воздействия, при манипулировании поведением заключенного, или при его перевоспитании – кому, как нравиться.
Дело-то благое – вернуть обществу полноценного члена, а уж способы – как умеем!

Дорогие сердцу попавшего в неволю предметы, разбрасываются по полу, продукты питания сваливаются вперемешку с разорванными сигаретами, у книг вскрываются обложки в поисках якобы спрятанных там денег ( или наркотиков! ), а фотографии любимых людей оказываются на полу под сапогами добросовестных прапорщиков. Вполне понятно, что прийти в себя после такого *обыска* крайне непросто.
И ведь не понимают зеки проклятые, что всё это для их блага!
Со слов одного заключённого я знаю, как такой жёсткий *обыск*, спровоцировал его к нападению на контролёра, который топал грязными сапогами по фотографиям жены и дочки. Итог обыска такой, - парню добавили 3 года, за нападение на сотрудника колонии. Но это было на суде, через полгода со времени злополучной процедуры. А вот первые 15 суток после инцидента, его били каждые два-три дня резиновой палкой по ногам и ягодицам, распяв при этом на двери карцера, не выводили на прогулку, и не давали на ночь матрас. И так почти всё время пока шло следствие. Правда после двух-трёх месяцев жёсткой обработки поняли, что могут переборщить и судить будет некого, - стали давать впоследствии пищу, ну и били немного пореже. В общем, плюсом к сроку, он получил туберкулёз, смещение позвонков и отбитые почки. И это не самая интересная история, так, рутина.
Подумаешь, был домушник Леонид – стал, немножко инвалид.

А что же делают сейчас прибывшие в колонию этапники?
После выше описанной процедуры их препроводили в помещение называемое карантин, где им предстоит пройти проверку на лояльность к администрации, и пробыть там 10 дней, чтобы доказать делом эту лояльность. А далее кто куда, - те, кто соглашается жить по правилам, утверждённым начальником колонии, идут в отряд, не согласен - в камеру штрафного изолятора на спецпроцедуры, которые проводятся до своего логического конца без ограничения во времени. Логическим завершением считается согласие строптивого зека выполнять любые, зачастую самые абсурдные, требования начальства Перечень способов принуждения может быть очень длинен, всё зависит от изощрённой фантазии их проводящего. Начиная от банальных избиений и заканчивая извращёнными психологическими приёмами, заставляющими субъекта делать те, или иные действия, нужные представителю лагерной администрации. К примеру - содержание в камере с металлическим полом и стенами зимой в одних трусах, при температуре, дай Бог, 5-7 градусов выше ноля, а то, и около него. Хотя градусник висящий на стене камеры устойчиво показывает 16 градусов, в чём фокус я так и не понял. С виду он был вполне рабочим, но - 16 градусов и баста, хоть вода в стакане в лёд!
Все 24 часа в сутки приходиться приседать и отжиматься, чтобы не замёрзнуть, с короткими перерывами на сон. Зато мышцы крепнут – на глазах!
Да, многие из заключённых настолько хитры, что осваивают йоговские асаны, которые способствуют правильному распределению жизненной энергии в теле и не дают человеку переохладиться. Тем самым активно противодействуя методам перевоспитания преступников проводимым лагерной администрацией. Это самая *отрицательная* часть спецконтингента.
Администраторы очень любят применить те же методы, но без кормёжки, при этом автоматически идёт лишение прогулкой и спальными принадлежностями. На дверях камеры, где находится строптивец, рисуется мелом крест, и даже офицер, делающий два раза в сутки проверку, не имеет права открыть эту дверь. Через несколько дней лёжки на полу, доски воспринимаются телом, как мягкий матрас. Само собой не всеми. Кстати, говорят, что сон на жёстком очень полезен для позвоночника, а голодание вообще оздоравливает организм ( те же источники йоговских методик!).
Могут подсадить в камеру провокатора, который будет уговаривать, - вы посмотрите, администрация колонии творит жуткий безпредел, давайте вскроем себе вены в знак протеста, нас увезут в больницу, а начальству влетит за это от прокурора. Такие разговоры чистый бред! Провокатора переведут в другую камеру, а поддавшемуся на его уговоры, зашьют руку, шею, или живот цыганской иглой, без всякого обезболивания, и добавят ещё суток 15 штрафного изолятора. Могут *галоперидола* вкатить, кубика 3-4. После пережитого он становится, более управляемым.
А вот простенькое - отключение воды в кране умывальника. Казалось бы – ерунда! При том, что, в унитазе она течёт исправно. Хочешь пить, нет проблем! Но, из унитаза! Умыться? Утром? Зубки почистить, при наличии? - Там же!
На ум после этого приходит выражение – *опустить ниже канализации*.
Очень интересен опыт *перевоспитателей* одного из Тамбовских исправительных учреждений. В изоляторе колонии каждые 8 дней устраивали баню. В одном из помещений была ёмкость для воды тонны на две с нагревателем внутри, прапорщики разогревали воду до кипения и выводили сидельцев - извольте мыться, у вас 15 минут.
Без комментариев!
И что самое поразительное, где-то с третьей-четвёртой попытки зеки приспособились мыться!! Кипятком!!! И не ошпаривались!!!!
О стене покрытой льдом, в камере, где эти зеки находились 24 часа в сутки, даже и говорить не стоит.
Это же преступники!! Их в места сии никто не звал! ( Любимый ответ администрации на все нарушения законности с их стороны).

Далее в плане приёма осужденных стоит проверка на лояльность, ну или на вшивость, кому как нравится.
Сама проверка на лояльность проходит крайне просто - заключенному надо ознакомиться с Правилами внутреннего распорядка, составленными администрацией колонии, и написать заявление о согласии их выполнять. Правила, в целом, составлены на основе действующего Кодекса об исполнении наказаний, но имеют отличия установленные начальником колонии исходя из его личных представлений о системе перевоспитания. Либо кто-нибудь из УФСИН направил ему свои рекомендации, как, и что изменить. Там часто изобретают новые методики перевоспитания преступников. Их необходимо где-то обкатывать, а колония для этих экспериментов самый подходящий объект – большой виварий с *собаками Павлова*, безправными и безответными. Даже если попадается шибко грамотный, и начинает писать жалобы, я даю вам рубль за сто, они ничего кроме больших неприятностей, их написавшему не принесут.

В этом этапе были в основном первоходы, и написание заявлений о согласии с Правилами внутреннего распорядка колонии шло гладко. Дежурный офицер быстро собрал заявления, пересчитал,
-Так, 22! Не понял? Вас же 23. Кто не написал?
- Я,- сказал ему немолодой сиделец, в шестой раз, получивший от Российской фемиды наказание, в виде лишения свободы.
-Тебе что, проблемы нужны? - с угрозой в голосе спросил офицер.
- Проблемы, как я понимаю, у вас, товарищ майор,- без признаков волнения ответил этапник.
– Это почему у нас? – не понял майор.
– Потому что, я шестой раз в подобном заведении, и у меня проблем нет, и не будет. По очень простой причине – привычка. А вот у вас - появился отказник, с которым надо что-то делать, либо бить, либо уговаривать, и получиться или нет, неизвестно, а показатели портятся. Так, у кого проблемы?
Господи, да мне то что,- подумал офицер, которому до пенсии оставалось пару месяцев, и не так давно был инфаркт, после нагоняя от начальства, - пусть с ним оперативники разбираются.
- Ну, дело твоё. Смотрю, ты знаешь, что на рожон прёшь. В штаб доложу, пусть они и решают, что с тобой делать.



К несговорчивому этапнику стали подходить активисты из обслуги, и, наперебой рассказывать обо всех плюсах сотрудничества с начальством и, минусах противостояния, пытаясь уговорить его написать заявление. Он смотрел на эту публику, называемую в лагерях одним ёмким словом -*козлы*, и молчал, слегка изогнув губы лёгкой улыбкой. Вступать с ними в полемику, было пустой тратой времени.
За десяток лет проведённых в лагерях и тюрьмах СССР и России, он столько раз слышал это *козлиное* блеяние, что оно не вызывало в нём ничего кроме скуки и лёгкого удивления от вопросов, которые он задавал сам себе, - как я опять сюда попал, и что я тут делаю??
Ничего не говорил ему только старший дневальный карантина, который стоял чуть в стороне и наблюдал за происходящим. Судя по внешнему виду, это был, либо спортсмен, севший за рэкет, либо вояка, натворивший что-то при выполнении боевого задания в Чечне.
Как в, последствии и оказалось. За свою не очень длинную жизнь он успел окончить техникум, и во вторую Чеченскую получить контузию от гранаты, пущеной *духом* из подствольника, при зачистке одного из горных селений. Да ещё просидеть почти год в следственном изоляторе, пока дознаватели по городу собирали все эпизоды его нетрудовой деятельности. Поэтому, кое-чего в жизни видел, и настоящих бойцов от «пехоты» отличить мог. А, к серьёзным бойцам он относился с уважением.
Тем временем полемика продолжалась, и один из активистов был особенно бесцеремонен. Пытался что-то объяснить про свою шикарную, по здешним меркам жизнь, используя для этого скудный словарный запас из сотни слов, и дыша своему оппоненту в лицо запахом гнилых зубов. Сиделец собрался, было выйти на улицу, чтобы прервать эти пустопорожние уговоры, тогда бесцеремонный зек попытался удержать его, схватив за рукав куртки.
-Отпусти, и больше так не делай, - глядя куда-то, сквозь *козла*, сказал этапник.
-А то что!? - с попыткой издёвки, вопросил активист, грозно надувая щёки. Становясь, при этом, похожим на воздушный шарик, с намалёванной на нём мордочкой соломенного Страшилы.
Больничная трость, на которую опирался сиделец, со свистом рассекая воздух, описала замысловатую траекторию, и остановилась рукоятью в сантиметре от виска вопрошающего. Стоявшие рядом уговорщики порскнули в стороны.
-Выпрашивающий - выпросит!
В этот момент, сбоку от сцепившихся, возник старший дневальный. Отогнал в сторону не в меру ретивого *активиста*, и, мягко взяв под локоть сидельца, провёл его к себе в кабинет. Ему всегда импонировали спокойные люди, умеющие за себя постоять.
-Тебя, как звать?- начал он разговор удобно устраиваясь в деревянном полукресле работы местных краснодеревщиков.
-Михаил. Некоторые ещё Странником зовут.
- Меня Саша. Ты Миша, на этих «чертей» внимания не обращай. Я им скажу, что бы к тебе не лезли, давай лучше чайку попьем.
-Давай - без всяких препирательств согласился тот, крепкий лагерный чаёк был очень кстати.
- Михаил, а почему *Странник*? Если не секрет конечно. Кличка уж больно интересная.
– Честно говоря, я и сам не знаю. То ли, потому что по стране много гастролировал в хорошие времена, то бишь, – странствовал, то ли, много следственных и пересыльных тюрем прошёл.
Да мне без разницы. Хоть горшком называйте, только в печь не ставьте, - засмеялся Михаил.
Тут он немного лукавил. Странником его назвали в одной из колоний, когда он стал рассказывать сокамерникам в Помещении Камерного Типа, о своих странствиях в мирах Нави. Те, не поняли, в силу ограниченности восприятия и недостатка информированности, и назвали так, за странное, на их взгляд, увлечение.

Сашок заварил крепкого ароматного чая, что было неотъемлемой частью лагерного гостеприимства, выложил на стол плитку шоколада, - угощать так с шиком, - и предложил сидельцу потолковать о жизни в неволе, т.к. с умным человеком поговорить всегда интересно, а в этой системе вдвойне, – основная масса *спецконтингента* особым умом не отличалась.
– Михаил, не пойми превратно, я тебя не уговариваю. Мне интересно, почему ты не хочешь заявление о сотрудничестве писать, ну не западло же?
- Нет, конечно, дело не в этом. Всё предельно просто - через месяц – другой меня всё равно упакуют в изолятор. Так уже было. В зоне молодёжь, они будут ходить ко мне байки лагерные послушать, то да сё, ну и за советом пойдут, как по *понятиям* надо поступать, в том, или ином случае. Я им буду советовать, и уверен, что такие советы не будут устраивать местных оперативников. Стало быть - советчика в камеру. Тогда смысл написания этой согласительной бумажки где? Бумага, она и есть бумага. Сижу давно и, стараюсь всегда немного вперёд смотреть, а там мне всё ясно - одиночное содержание в изоляторе.
- Ну да, согласен, как-то не просчиталось.
– К тому же, в одиночке мне нервы активисты мотать не будут. Старый я уже их интриги терпеть, понервничаю и зашибу, ненароком кого-нибудь. Срок добавят.
Мне это надо? Сидеть осталось чуть больше года, так я, и в одиночке досижу его спокойно, книги буду читать, йогой заниматься, медитацией. Теории саморазвития в голове очень много, а на воле постоянно со временем свободным напряги. Надоест тебе этапников гонять, заходи, чайку приноси, побалакаем о том, о сём, – буду рад.
Далее разговор с тем лагерных, плавно перешёл на женщин, как и бывает тогда, когда их долго нет рядом. Затем были затронуты вопросы о единоборствах - борец борца, как и рыбак рыбака - видит издалека. Сашок ещё в бане обратил внимание на крепко сложенного, и накачанного этапника.
Странник с юных лет занимался борьбой, различными видами восточных боевых практик, боевыми же разделами индийской йоги, и ещё много чем, что, в конечном счете, привело его к пониманию основ любого боевого искусства. Было очень интересно докопаться до первоисточника зарождения единоборств в их современном виде, познать азы. И он больше изучал историю этого искусства и теорию, для практики зачастую не было условий. И когда, в конце концов, он докопался до первоисточника, оказалось что базис у всех восточных искусств – Славянский! Правда, мало, кто из маститых мастеров подтверждал его версию, но Странник верил в это свято. Так как с детства имел редкий дар аналитического мысления и всегда мог почти со стопроцентной вероятностью отследить причинно-следственные связи многих процессов.
Находясь много лет в колониях, и имея много времени для экспериментов и анализа результатов, он выработал для себя простую, но эффективную систему саморазвития, основанную на почерпнутых сведениях.
Система состояла из одного правила - не тратить время попусту! Двигайся! Уж коли судьба занесла на бесплатный харч и, предоставила много свободного времени, надо извлечь из этого максимум пользы. Тело - в дело!
Что, ещё более важно, - мозги в дело! Всё должно развиваться! И телесное, и душевное, и духовное!
Утром всех отбывающих выгоняли на зарядку, и надо было видеть, как они её делают!
Со стороны можно было подумать, что это толпа умирающих туберкулёзников, еле-еле двигающих конечностями. Странник делал зарядку интенсивно, с удовольствием. Упражнения брал из своего теоретического запаса. Зимой на снегу сидел в шпагате, дышал по какой-то особой методе, позаимствованной у Даосов, после зарядки обливался холодной водой, и всем свою систему саморазвития пропагандировал. И, хотя ежегодно около пятнадцати процентов заключённых в этой колонии заболевали туберкулёзом, последователей у Михаила почти не было. После завтрака занятия продолжал, благо во всех учреждениях имелся определённый минимум спортивных снарядов, а когда усталость брала своё, он обкладывался книгами и очень много читал. Литературу находил редкую вообще, и для этих мест в особенности. В его библиотечке можно было найти произведения Шекспира и Тютчева, Ошо и Гурджиева, жития Святых Отцев, учебники по психологии и социологии. Книги выбирал по принципу - чем сложнее для понимания - тем лучше. А уж по вопросам боевых единоборств его память была наполнена теорией под завязку, и с годами выработался свой взгляд на применение этой теории на практике. У Саши, тоже, были свои наработки по многим техникам, и боевые практики их применения, так что, скучно им не было.
Начав обсуждать нюансы построения мыслеобразов боевых ситуаций, они уже были готовы перейти к показу исполнения этих нюансов, но тут общение было прервано дневальным по штабу.
-Сидорова к начальнику оперативной части - доложил он, зайдя в кабинет.
-Ладно, Саня, поговорим после, - сказал сиделец, и поблагодарив за угощение, слегка прихрамывая, зашагал, в сопровождении дневального, в штаб колонии.


На улице было чудо, как хорошо. Высоко в небе носились стрижи, становясь едва заметными точками, на фоне легких перистых облаков. Солнце щедро делилось своим теплом, не разделяя человеков на плохих и хороших. Люди, находящиеся по ту, не понимаемую ими счастливо-свободную сторону забора спешили, кто в отпуск поплескаться в море или в реке, кто на любимые 6 соток, собирать поспевшие к августу плоды своих трудов. Воздух, напитавшийся запахами поспевающих ранних яблок, вишен, и клубники, а частных домов, с садами и огородами, вокруг колонии хватало, можно было *ножом резать и на хлеб мазать*, так он был ароматен и сладок.
Осужденные грелись в лучах солнца, сидя на корточках и покуривая выпрошенные у своих мамок сигаретки возле бараков, в сотый раз, обсуждая самую любимую в лагерях тему, - как хорошо и круто им жилось по ту сторону забора.
Странник слышал обрывки их хвастливых рассказов, - кто на какой тачке ездил, и кто, сколько тысяч долларов имел на каждый день в кармане.
Всё это было на 99% враньём! Он с удовольствием вывел бы любого хвастуна на чистую воду парой безобидных на первый взгляд вопросов. Но надо было идти по вызову начальства, и осужденный Сидоров шёл в штаб, освободившись, при помощи созерцания синего неба, от невеселых мыслей. Наслаждаясь, не смотря ни на что, видом стремительно-свободного полёта птиц, которых заборы с колючей проволокой не держали.


Подполковник Васильев никак не мог освободиться от состояния тревоги, которое осталось у него после утреннего разговора с дочерью, хотя приучил себя за много лет службы, - на работе думать только о работе. Уж больно много свободы дали современной молодёжи, родителям дерзят, живут по своим, им одним понятным правилам. Вроде бы раньше за Дашей ничего такого не замечал, а как шестнадцать исполнилось - проблемы посыпались одна за другой. Надо дома ремонт затевать, а ей, - то джинсики за полторы тысячи, то кофточку модную за две! Как тут денег на плитку да на новую сантехнику соберёшь, цены такие в магазинах стройматериалов, что глаза на лоб лезут. А сейчас лето - её с этих дискотек не вытащишь. Вместо того чтобы матери в огороде помочь - с подругами на танцы. Ладно, хоть с парнями её не замечали, а в этом деле, сейчас глаз да глаз нужен. Девчонка собой видная, учёба ей легко даётся, в перспективе юрфак университета, надо будет через год-два хорошего парня ей подыскать и внуков ждать. Не углядишь – да и принесёт в подоле!
За этими размышлениями он вяло перелистывал личное дело строптивого этапника, на которого вчера пришла секретка, а сегодня поступил рапорт от дежурного офицера, что среди вновь прибывших объявился отказник, по фамилии Сидоров. Что, собственно и следовало ожидать. Значит надо вызывать упрямца, для начала, на профилактическую беседу. Ничего нового от беседы с ним он не ждал, т.к. слышал много раз о *понятиях* от таких приблатнёных арестантов. Все они *пели* одно, и тоже, - что они не будут выполнять требования администрации, это им *западло*, и т.д. и т.п.
Подавляющее большинство из них, получив десяток ударов дубиной по заднице и, посидев 15 суток в изоляторе, про *понятия* свои забывали, и хлопот не доставляли. Кому-то одной беседы хватало. Попадались, конечно, упрямцы, но в последние год-два сюда таких не привозили.
Для них, в одной из колоний открыли Е.П.К.Т. с камерами на два-три человека, и свозили их туда из других учреждений, чтобы они там друг другу за свои *понятия* рассказывали, и выясняли кто круче, демонстрируя блатную распальцовку.


Тут в дверь начальника оперативной части колонии постучали.
-Заходи,- буркнул Васильев, внутренне настраиваясь на жёсткую беседу.
Осужденный прошёл в кабинет, встал перед столом, заученно проговорил свои данные и замолчал, глядя куда-то сквозь подполковника. Даже не столько сквозь, а возникало ощущение, что этот взор проникает в самые потаённые уголки души, куда и самому-то не очень хотелось заглядывать, потому-что, там хранилось то, о чём не очень хотелось вспоминать.
Странный у него взгляд, - невольно отметил Васильев, внутренне поёживаясь, разглядывая прибывшего и, пытаясь сопоставить впечатления оставшиеся у него после прочтения секретки и личного дела, с тем, какие впечатления этот невольник произвёл на него, своим внешним видом. Обычно он довольно правильно оценивал человека с первого взгляда - работа такая, да и опыт за годы службы накопился не малый. Сейчас что-то не получалось. Сидоров был невысок ростом, крепкого телосложения, слегка прихрамывал, опираясь на палочку, носил очки и внешность имел неброскую. Если бы не хромота, встретив его в городе, Васильев, как ни странно, принял бы зека за оперативника из отдела наружного наблюдения. В этот отдел много таких брали, в упор, пять раз посмотришь и не запомнишь.
-Что, на опера похож? - спросил осужденный! Васильев вздрогнул.
Он что, мои мысли прочитал? - это его почему-то возмутило.
- Мне об этом многие говорили, - ответил Сидоров, продолжая странный диалог, в котором он отвечал на незаданные ему вслух вопросы.
-Так, давай объясни мне, почему отказываешься заявление о согласии на исполнение требований администрации колонии писать? На блат потянуло? Решил пальцы гнуть?
Васильев повышал голос с каждым вопросом, придавая разговору запланированную жёсткость.
Ну, вот, опять.
Образчик «воспитателя», умеющего лупить и, подавлять безответных, закованных в наручники людей, - подумалось Страннику.
-Какой блат, что вы, гражданин начальник, - зек мягко и очень добро улыбнулся.
Голос у него был тихим, приятного тембра, улыбка, - располагала к общению.
- Вам объяснить? Пожалуйста, - в одном пункте ваших правил указано, что я должен проснуться, и заступить на дежурство ночью, на два часа, а это нарушает права осужденного, записанные в Уголовно-исполнительном законодательстве, один из пунктов которого гласит, что осужденный имеет право на непрерывный восьмичасовой сон. И так как ваши внутренние правила имеют статус подзаконного нормативного акта, то входить в противоречие с Уголовно-исправительным кодексом не могут.
Стало быть, не подчиняясь вашим требованиям, я закон не нарушаю, - как прежде, глядя внутрь собеседника, очень спокойно без запинки объяснил ему сиделец.
Говорил он очень медленно, с каждой фразой, то занижая, то повышая звук голоса,
заставляя то вслушиваться в произносимое, то вздрагивать, от повышения тональности.
-Чего-чего? - слегка опешил Васильев, - смотри-ка, грамотный попался.
-Ты хочешь сказать, что это мы Закон нарушаем, а ты, вот такой умный, соблюдаешь, да ещё и мне поясняешь, что мы делаем не так!
-Выходит так и есть, - подтвердил Сидоров, не теряя на лице мягкой доброй улыбки.
-Занятно. Такую интерпретацию отказа, я ещё не слышал. А где, ты Уголовно – исправительный кодекс читал?
-В столице, когда жил, купил на книжном развале ну и проштудировал. От корки до корки. Уж коли, судьба заносит периодически в эти места, и не на экскурсию, надо знать правила по которым данная система действует, - охотно ответил сиделец.



Михаил очень любил поговорить на интересующие его темы, особенно, если попадались желающие послушать (*свободные уши*). Разговор являлся одним из самых доступных в неволе развлечений. Со временем, поняв силу слов, он стал относиться к этому искусству серьёзно. Он делал собеседника соучастником построения своих умозаключений, которые составлялись по многоступенчатой схеме, от простого к сложному. На каждой ступени, прежде чем перейти к следующей, он спрашивал, - Я правильно говорю?- и, когда получал утвердительный ответ, переходил к следующей ступени, исподволь подводя собеседника к нужному себе выводу. Хотя, если бы сразу сказать конечный результат, любой из ведомых, сказал бы, что это не правильно. Такие тренировки он проводил регулярно, находя подопытных среди населения колоний, где ему приходилось отбывать сроки наказания. Методики составления схем он почерпнул из пособий с грифом *для служебного пользования*, купленных им на книжном развале в Москве, у седого, пахнущего нафталином, старичка, имевшего явную служебную выправку. Книги предназначались для подготовки юристов, священников, психиатров и сотрудников спецслужб. Им необходимо было знать это в силу выбранной профессии, а Странник взялся за изучение спецлитературы по любознательности вообще, и давнему интересу к секретам психики, в частности. Потом начал применять полученные знания на практике. Благо, подопытных было в достатке. Собеседники подобные Васильеву ему подворачивались нечасто, поэтому были особенно интересны.

-Смотрю я на тебя, парень ты неглупый, наверное высшее образование имеешь? - подполковник опять попытался взять инициативу в свои руки.
-Не сподобился, только среднее – специальное. Техническое училище закончил, по ремонту и наладке швейного оборудования.
-Нормальная специальность. Заработок неплохой. Чего же тебя сюда всё тянет?
-Первый раз я совершенно случайно попал, да, и в этот раз не собирался. Как-то не заладилось, что-ли, - махнул рукой Сидоров.
-Ага, случайно! Вы все так поёте! Пытаетесь жертвой трагической случайности прикинуться!
Что-то со мной ничего такого *случайного*, не случилось!
И случиться не может! – снова построжал в голосе Васильев.
У Странника прямо заныло под ложечкой, в предвкушении редкой удачи. Этот самоуверенный матёрый опер, сам напрашивался на роль ведомого! Сам!
Представилась возможность восстановить равновесие, за боль, издевательства, потуги унижения, доставленные администрацией всех колоний им пройденных.
Большая часть сотрудников, вкусив почти неограниченной власти над «себе подобными», не считали зеков за людей, выказывая свое превосходство при малейшей возможности. Подполковник виделся Страннику типичным образцом, мнящим себя хозяином чужих судеб и жизней.

Среди тех спецпособий ему попалась одна крайне интересная книга, с описанием одной гипотезы миросотворения, и доле участия в этом непостижимо сложном действе каждого человека. Если сказать вкратце - гипотеза основывалась на способности человека к мыслетворчеству, доставшейся нам от Первопредков. Которые, в соответствии с верованиями древних, были Богами. И каждый из нас, принимая на жизненном пути какое либо решение, попутно продумывает несколько вариантов имеющих разную степень вероятности развития событий, тем самым, порождая параллельные реальности. Мы же часто в своей жизни употребляем выражения, - если бы! или – не дай Бог! Но жизнь заставляет нас делать выбор, и в большинстве ситуаций не совсем желанный. И живём в той реальности, которую выбираем, считая единственной. А это далеко не так. Многим случается видеть сны, где он живёт так, как если бы в один из своих судьбоизменяющих моментов он выбрал более желанное развитие событий. Что-то там происходит, и он является полноценным участником той, более желанной жизни! Наступает утро, человек просыпается, считая всё виденное только сном и, не обращает на него внимание. Это ошибка! Параллельные реальности существуют!
Подавляющее большинство из ныне живущих не имеют знаний, и, следовательно, опыта, как туда войти, и, что ещё более важно, как оттуда выйти! Есть статистика, что в среднем человек принимает за свою жизнь 42 миллиарда решений, влияющих на изменения в его судьбе. Представьте, сколько реальностей создаёт только один человек!!! Совершая выбор, мы рассматриваем минимум три варианта развития событий, как витязь из старой русской сказки стоящий перед развилкой трёх дорог. Стало быть, два вероятных варианта развития событий мы рассматриваем, но отвергаем. Но они начинают существовать. И так 42 миллиарда раз! А сколько людей на всей Земле ежедневно и ежечасно совершают свой выбор, творя своими мыслями триллиарды тонкоматериальных реальностей!!!!! Мы не берём письменное творчество, каждого человека. Так как, любой выдуманный в книге сюжет, тоже является отдельной реальностью, где персонажи порой сами начинают диктовать автору, как развивать сюжет далее. Да, объять это даже самой дерзкой фантазией невозможно.
Были в книге описания методик психокодирования субъекта путём создания новых реальностей. Объяснения, как его сознание туда отправить, до времени Ч. И объяснения, как самому можно туда уйти, находясь в плену, к примеру, на время допроса, или какого-то неблагоприятного промежутка времени, и пожить в том мире, о котором только мечтаешь, прикрывая глаза, и говоря самому себе, - ах, вот если бы!!!
Странник, не один раз пытался найти правильный вход в трансцедентное. Получалось, или нет, он, и сам толком понять не мог, так как те органы чувств, которыми мы пользуемся в этом мире, в мирах и реальностях тонкоматериальных работают по иному. Были, конечно, случаи, когда он в своих *путешествиях* ощущал вкус, и разность температур, и тяжесть предметов, совершал обдуманные действия, тот мир изменяющие, но так получалось не всегда. И вспомнить точно, что именно, помогло в этот раз приоткрыть вход, он не мог. Но попыток не оставлял, и давно мечтал отправиться в такое *путешествие* по неизведанным мирам с попутчиком, чтобы было с кем, поделиться своими впечатлениями впоследствии. И вот, наконец, редкая удача! Можно попробовать себя в роли *ведущего*, а этого наглого матёрого опера в роли *ведомого*!

-Хорошо,- сказал Странник, - давайте представим, абсолютно возможную, жизненную, ситуацию…
-Ну-ка, ну-ка, - Васильев поудобнее устроился в кресле, приготовившись послушать не совсем, как ему показалось, обыкновенного зека.
-У вас дети есть?- Сидоров закинул пробный шар.
Важно, чтобы *ведомый*, в процессе составления плана *путешествия*, давал как можно больше утвердительных ответов, тем самым, всё крепче привязываясь к своему поводырю.
-Да, дочка.
Странник сосредоточился, - исходные данные попутчика подбирались удачно!
Судя, по возрасту опера, дочке лет 15-16. Самое время, когда переживания за неё достигают наивысшего напряжения. А без напряжения чувств, в тонкую реальность не попасть.
-У вас есть друзья, очень близкие, с кем воевали или служили вместе и кого давно не видели?
-Есть, Вова Шутов, однокашник по школе милиции. Служили потом в одном подразделении несколько лет.
То, что *доктор прописал*, - всё, он у меня на связке.
И продолжил накидывать на ведомого тонкую сеть своих измышлений, незаметно влекущую того в фантазийную реальность.
-Ситуация такова. К вам в гости приезжает ваш Вова Шутов, и вы идёте вечером в ресторан.
Посидеть, вспомнить о прошлом. Берёте с собой жену, а дочери не хочется слушать *родоков*, как они сейчас называют старшее поколение, и она отправляется на дискотеку, или с подругами погулять, лето же на дворе. Реально? - здесь снова был нужен утвердительный ответ.
Ведомый, тем самым, утверждал правильность *модели*, и, следя за развитием сценария, начинал подпитывать создаваемую реальность своей психической энергией, что было необходимым условием оживления нового мира.
-Да, мы с ним столько пережили вместе! Без ста грамм какая встреча!
Васильеву, как всегда некстати, вспомнился эпизод совместных действий с лейтенантом Шутовым, который ему всю его последующую жизнь очень хотелось позабыть, но он никоим образом не желал покидать загашники его памяти и постоянно стоял перед глазами, как немой укор его совести. Их в составе сводного отряда милиции послали в Н-сск разгонять в обшем-то мирную демонстрацию граждан, которые вышли на улицы города с абсолютно законными требованиями. Но сверху был приказ – « Разогнать»!! Словно в цветной киноленте перед глазами подполковника в сотый раз замелькали избитые в кровь лица мужиков, их согнутые под ударами палок спины, в уши ворвались заполошные крики казачек, хватающих солдат за руки и уговаривающих – « не надо, ребятушки, не надо!» - настроение начало портиться.
-Далее,- продолжал экспериментатор, не обращая внимания на посеревшего от укоров совести подполковника, - возвращаетесь домой в сильном подпитии. Так бывает?
Странник затаил дыхание, словно опытный охотник, вышедший на след матёрого зверя. Он подгонял свою импровизацию под личностные качества *путешественника*, и ещё раз нужно было услышать - Да.
Внешне подполковник производил впечатление уравновешенного человека, а ему нужно было подвести его к допустимости некоего возможного нервного срыва, состояния сильного душевного волнения, которое скорее могло возникнуть в сильном подпитии, когда мозжечок оглушен алкоголем и свои тормозящие функции не выполняет.
-Бывает, как же без этого, - нехотя согласился Васильев. После Н-сских событий он частенько прикладывался к бутылке, да и здесь с сослуживцами крепко сиживали, время от времени. Правда, в последнее время по-реже, возраст брал своё, да и отношение его второй половины к этим посиделкам было не позитивным. Честно говоря, откровенничать с этим говоруном ему не хотелось, но и лгать, как-то не получалось.

-Вернулись домой за полночь, а дочери дома нет! Нервы, понятно, на взводе. Опрокинули ещё, водочки из холодильника, - и тут говоривший очень тихо Сидоров выдержал паузу, повесив тем самым в кабинете звенящую до рези в ушах тишину.
Далее, с каждым словом усиливая голосовое напряжение, обрушивая подполковника в рождающуюся реальность, - вбегает дочь. Вся в слезах! В изорванной одежде!! В крови!!! - Странник во время нагнетания трагизма происходящего старался не терять взгляд ведомого и, увидев расширяющиеся крылья носа, и сдвигающиеся брови, явно почувствовал волну гнева, разливающуюся по кабинету.
О, этот гнев! Праведный гнев Отца!!
Он был тем Троянским конём, на котором Странник планировал отправить подполковника в вероятностную реальность!!! И не с той скоростью, с которой завозили его в светлую Трою коварные греки, а мгновенно, одним скачком, чтобы Васильев сразу же ощутил себя главным персонажем этого действа!
-Я сам отец, у меня двое сыновей, - на всякий случай, чуть ослабил давление импровизатор, - ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы гнев излился на сценариста. Тогда связка ослабнет и энергия, посылаемая работать в *модель*, вернётся в этот мир. Но проблемы с поведением Даши, у Васильева были, и он заёрзал в кресле,
- сегодня же запрещу ей после 11 вечера гулять. Вон тут, сколько обормотов сидит, кто мобильник у школьника отобрал, кто серёжки, у такой же, как Дарья, на танцульках. Распустили молодёжь, с этой капитализацией страны, черт-те что, на улицах творится, самого того и гляди обуют и морду набьют за кошелёк, в котором и денег – то не бывает почти никогда.
-Так вот,- продолжал Странник, видя что, его опасения не подтвердились.
- Вы бросаетесь к ней с расспросами, что с тобой доченька, что произошло, кто это с тобой сделал? У вас самые страшные подозрения! Она ничего вразумительного ответить не в состоянии, только показывает рукой на незакрытую входную дверь, задыхаясь в безудержных рыданиях. Вы выбегаете на улицу в надежде найти обидчиков, прихватив попутно, на всякий случай, стоящий у двери топорик. Видите невдалеке от дома, явно подвыпившего юнца, застёгивающего на себе штаны и, попутно, изрыгающего матерную брань в адрес какой-то несговорчивой девки.
- Он! Это он! - осознание того, - кто обидчик, молнией пронзает вашу голову!
-Гадёныш! - вы подбегаете к нему,- это ты с ней так…? У вас даже не находится слов, что бы описать всю мерзость его поступка!
- Чего надо, бомжара? - наконец замечая подошедшего, с усилием выдавливает из себя юнец, по виду принадлежащий к так называемой *золотой* молодёжи. Модная причёска, дорогая кожаная курточка стоимостью в пару ваших зарплат.
- Я тебя, козла старого, сейчас урою нах…й! – толкает, пахнущей мочой рукой, вас в лицо.
Подполковник молча слушал, сжимая кулаки и всем своим видом давая понять, что уже находится внутри стремительно разворачивающихся событий. Уж он бы такого урода быстро приструнил.
-Ну, вы, понятно, от такой наглости вообще ошалели, и влепили наглецу подзатыльник, забыв при этом, что в руке зажат топорик, который прихватили, выбегая из дома.
Вместо затрещины, - тюкнули его топориком! Отчего наглец у вас на глазах превратился в остывающий труп, - продолжал нагнетать напряжение этапник.
Васильев покхекал. Он сидел за столом в позе Мыслителя, работы Родена. Глаза помутнели, тело налилось свинцовой тяжестью и слегка онемело, в горле першило.
-Итак, - стоите в трансе, взирая на внезапно образовавшуюся проблему в виде молодого жмурика. В это время из стоящей невдалеке иномарки высвобождаются мужчина и женщина, бегут к вам. Женщина с воплем бросается к лежащему, а мужчина профессиональными движениями начинает вязать вам руки. И тут, вы узнаёте в мужчине прокурора города, понимая при этом, что убитый - его сын!
Представляете, что вы наделали?!!
Мальчишка оказался возле вашего дома совершенно случайно. Они всей семьёй ехали с какого-то празднества, он перебрал, и отец остановил машину, парня тошнило. А тут вы с топориком!?! - тоном государственного обвинителя вещал Сидоров.
-Я же не знал, что это не тот,…. ну… который, - начал было оправдываться подполковник, чуть ворочая слабо послушным языком, понимая при этом, что он совершенно не владеет ситуацией и, что этот говорун - очкарик тихо сводит его с ума. Но это понимание находилось где-то не в нём, то ли сверху, то ли сбоку, то ли вообще жило в соседней реальности само по себе, владея при этом очень небольшой частью его сознания..
На физиономии сидельца – экспериментатора играла восторженная улыбка, он видел, - СРАБОТАЛО!!! *Ведомый* попал в эту новую, только что рождённую реальность. Гнев отца за обиженную дочь, чувство вины за неосторожно убиенного, были им переживаемы! А значит реальны!
Правы были сочинители той спецлитературы. Не только самому туда можно убегать, когда в этой реальности тяжко становится. Можно напарника туда завести, а обратно…..?! Ваня Сусанин – отдыхает!!!
В этот момент ватную тишину, которая заложила уши подполковнику, взорвал звонок телефонного аппарата.
Дверца «входа» захлопнулась!!!!!!!!!!!!!!
Подполковник, пытаясь стряхнуть оцепенение, с трудом снял трубку непослушной рукой.
- Да, Васильев у аппарата, - прохрипел он не своим голосом.
Звонили с КПП, хотели узнать, отпустит ли он Сидорова на ужин.
- Да забирайте его отсюда, к чёртовой матери! - замахал он рукой в трубку, как – будто на том конце провода его могли увидеть.

-С тобой мне всё ясно, ты - умник! Так вот, будешь гнить в одиночке, пока бумагу о сотрудничестве не подпишешь! Иди, жди в коридоре, сейчас контролёр придёт, на кичу пойдёшь - он откинулся в кресле, ощущая во всём теле неприятную онемелость, и с трудом ворочая, ставшим совершенно не послушным языком.
-А вы чайку крепкого попейте, гражданин начальник, лучше с конфеткой, - полегчает, - с искренним участием в глазах посоветовал Мишаня.
- Что!? - взорвался опер,- шагом марш из кабинета!
-Ну, дело ваше, пойду я тогда, - и, опираясь на палочку, захромал на выход.
Его ждала миска остывшей лагерной баланды, пайка хлеба в бараке карантина, сбор нехитрых пожиток и, в ближайшей перспективе, скорый переезд в холодную, одиночную камеру штрафного изолятора.




Заливистая трель будильника прервала сон Васильева. Жена уже хлопотала на кухне, готовя завтрак.
-Серёжа, вставай. Даша вчера тесто поставила, а я вот блинчиков с утра напекла, с пылу с жару, иди, ты их любишь.
Была суббота, выходной и он собирался всё-таки начать небольшой ремонт в доме. Крыльцо подновить, поправить забор, этих мелочей уже набралось достаточно, что бы посвятить им выходной.
- Папа, тебе телеграмма! - Дочь вернулась от соседки через дорогу. Молоко её Зорьки сильно отличалось от магазинного в лучшую сторону и, они были постоянными клиентами соседки.
Васильев взял телеграмму, - ба!
-Света, помнишь, я тебе рассказывал про Вову Шутова, сослуживца по Н - сску? Сегодня в городе будет проездом. Едет на море с женой, вот, нас решил навестить. Ты смотри, столько лет не виделись, адресок-то мой, - не потерял! – приятно подумалось.
- Вот и хорошо. Сходим в ресторан с ними, я и забыла, когда мы последний раз на людях были! Тебя, с твоей работой разве вытащишь. Целыми днями с уголовниками своими возишься, как будто самому срок дали.
– Ладно, всё, всё, давай, чего там у тебя, - он сел к столу, - пойду-ка я, крыльцо поправлю, пока гости не приехали. А то, как-то неудобно с таким покосившимся крыльцом людей встречать, да и самим уж надоело перед каждым шагом прицеливаться, того и гляди поскользнёшься и ноги поломаешь. Топорик мой где? Не попадался на глаза-то?
- Да где, где, - в сарайке, где же ему быть-то. На вот, ешь иди, блины, молоко утрешнее, парное.
Светлана заботливо хлопотала возле стола, подкладывая ему, ещё и ещё.
Плотно перекусив, он отправился в сарай, нашёл всё необходимое для задуманного и взялся за привычную мужскую работу. Запах сосновой доски, инструмент, с любовью сделанный своими руками, тёплый августовский ветерок и занятие, которое по душе, что ещё надо человеку, что бы хорошо провести выходной день?
Увлекшись ремонтом крыльца, он и не заметил подъехавшее к дому такси.
- Васильевы здесь живут? - услышал он знакомый баритон. Фигура вопрошающего, конечно, мало напоминала офицера-омоновца, с которым они карабкались по немыслимой сложности тренажёрам на курсах спецподготовки, но голос был тот же!
-Здорово, Шутов! Ну, тебя не узнать! На улице бы мимо прошёл, не признал ни за что! Хорошо, догадался телеграмму прислать! - подполковник встал навстречу гостю, отложив в сторону инструмент.
- Здорово, ротный! Ты, я вижу, тоже не в холодильнике эти годы провёл, не молодеем - стареем братишка! - друзья обнялись, вглядываясь друг в друга, шутка ли, двадцать с лишком лет прошло с тех горячих деньков.
- Давай жену зови, знакомь, пусть они со Светланой моей пока на стол соберут, а мы пойдём, снасти проверим. Завтра на рыбалку рванём, у нас тут даже стерлядь ходит. Ушицы наварим! Вы же не на пару часов приехали?
- Серёга, я бы рад, да у нас поезд поздно вечером, вот на обратном пути через две недели можно будет на пару деньков остаться. Люба знакомься, Сергей, я тебе о наших с ним приключениях рассказывал, - подошла жена Шутова.
В открытое окно доносился запах закусок приготовленных заботливыми руками жены, и подполковник пригласил гостей в дом.

Крепко выпили за встречу, опробовав собственноручно приготовленную настойку, и домашние заготовки Васильевых. Не хуже и посидели, в небольшом уютном ресторанчике, в который отправились вскоре, и где вживую играли шансон. Они заказывали песни конца семидесятых, которые напоминали им о том славном времени – молодости, и их боевой дружбы. Лихо танцевали, забыв о своём возрасте, под звуки вальса. Сергей Сергеевич невинно флиртовал с женой друга Любашей, оказавшейся премилой собеседницей, Вова танцевал со Светланой. Одним словом, вечер удался! Проводив Шутовых на вокзал, подполковник с супругой добрался домой довольно поздно, но Даша с дискотеки ещё не вернулась.
- Мать, а мать, Дарья тебе не звонила? Время-то уж позднее! Позвони-ка ей на мобильник.
- Звонила уже, не отвечает, - жена убиралась на кухне, было слышно звяканье посуды,
- надо с ней по-строже. Она тебя больше слушает. А тебе всё некогда, со своими зеками возишься день и ночь. На дочь родную у тебя времени не хватает! - разговор грозил, незаметно перерасти в крупную семейную разборку.
В этот момент скрипнула калитка, ещё пара секунд, - в дверь вбежала виновница их переживаний.
Боже!!! Как она выглядела!!! Распухшие от слёз глаза, размазанная косметика и всклокоченные волосы делали из её умного, не лишённого привлекательности лица, страшную маску! Шея исцарапана, одежда разорвана, босиком! Она повалилась на грудь матери, заходясь в безудержных рыданиях. У Васильева сдавило сердце в предчувствии непоправимого.
- Что случилось, дочка? Кто? Где? – волна безудержной ярости захлестнула его сознание. Сейчас он хотел только одного, найти обидчика, этого подонка, - посмевшего причинить горе его горячо любимой, его единственной дочери!!
Но, добиться от неё, что – либо, по крайней мере, сейчас было не реально.
Она что-то бормотала, уткнувшись лицом в плечо матери, и тыкала рукой в сторону двери. Подполковник понял этот жест по-своему, и побежал на улицу, машинально прихватив, по пути, топорик, лежащий сбоку от чуть – чуть недоделанного крыльца.

Метрах в двадцати от дома был припаркован поблескивающий чёрным лаком джип, с сильно затонироваными стёклами. Из автомобиля по окрестностям разносился хриплый голос шансонье, расписывающего на все лады прелести заокеанских развлечений. Немного в стороне от машины, молодой прожигатель жизни, пьяно бормоча, пытался застегнуть на себе брюки.
Оперативное мышление подсказывало Васильеву, - увезли покатать на крутой иномарке, - юная, не искушённая, села в машину, а дальше….
Он задохнулся от собственных мыслей.
Он знал, как бывает дальше, слишком много уголовных дел он прочитал за свою жизнь!
Подбежав к молокососу, схватил его за плечо, - ну, сучёнок, ты мне за дочь ответишь!!
- Ты чего, козёл старый? – парень окатил его запахом перегара, - иди на х…, пока цел.
И качнувшись в сторону подполковника, ударил рукой ему в лицо.
Вспышка гнева ослепила Васильева, и, он влепил наглецу затрещину!!
Но, что это?!!
Господи, он же совершенно забыл про топорик, прихваченный из дома!!
Сейчас топорик торчал в голове парня!
Мальчишка медленно оседал на землю, закатив угасающий взор!!!!
Васильев стоял, отупело смотрел, на лежащее у его ног тело, пытаясь осмыслить происшедшее.
Зажмурил глаза, твердя самому себе, - это сон, это жуткий, страшный сон, так не может быть.
ТАК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!

АААААААААААААА!!!!!! Внезапно нависшую тишину разорвал истошный женский вопль, - Сыыноооо-к!!!!!!!!!!!!
От машины к ним бежали двое, мужчина и женщина. Это были родители того, кто остывал, лёжа на прогретом за солнечный день асфальте, и своим неподвижным телом походил на черту, которая отныне делила всю жизнь Васильева на две части, До и, После.

Что происходило дальше, подполковник почти не видел. Мужчина сбил его с ног, связал вывернутые за спину руки брючным ремнём. Лёжа лицом в придорожной пыли, подполковник продолжал убеждать себя, - нет, это не со мной, этой дурной сон, - и пытался ущипнуть себя за ногу, до боли выворачивая стянутые за спиной руки.
Всё, что происходило в ближайшие три-четыре часа, слилось в его памяти в калейдоскоп кошмаров.
На место происшествия понаехало десяток машин, и прокуратура, и убойный отдел, даже оперативники из Управления собственной безопасности Минюста. Эти то, чего тут делают? Его мозг никак не хотел воспринять себя самого, как центральное действующее лицо всего происходящего.
Уже в райотделе, где многие сотрудники были его знакомыми, он узнал, что отец убитого им парня большая шишка из Областной прокуратуры. Они ехали всей семьёй за город, мальчишка стал много выпивать, и отец решил посадить его под домашний арест на даче.
В дороге ему приспичило, по малой нужде, вот они и остановились, возле дома Васильева. К тому, что произошло с его дочерью, этот парень никакого отношения не имеет. Поэтому, никаких смягчающих вину обстоятельств нет, и сидеть придётся. Потерпевшие в шоке, грозятся закатать убийцу – так далеко, и так надолго!?!
Потом среди всей этой нереально-бредовой суеты появилась жена, что-то говорила, говорила, вытирая заплаканные глаза и шмыгая носом, но он ничего не слышал и не понимал, всё пытался объяснить ей, почему так получилось, сбивался, переходя, то на слёзный крик, то на шепот, но так и не смог. Домой под подписку о невыезде его не отпустили, а заперли в маленькой камере с шершавыми серыми стенами, и обоссаными, мерзко воняющими углами.
Один из дознавателей, майор Балясников, доводящийся ему каким-то дальним родственником со стороны жены, передал пакет с едой, - на вот, Светлана тебе просила отдать. И сунул от себя слегка початую бутылку водки.
- Ты, выпей, Сергей Cергеич, можа полегче станет. Только сразу пей, посуду я с собой заберу, знаешь – же, не положено.
Васильев открыл бутылку, и, запрокинув голову, большими жадными глотками выпил содержимое, несущее его перегруженному мозгу желанное забытьё.



Осужденный Сидоров на третий день пребывания в колонии был помещён в камеру штрафного изолятора, как он, в общем-то, и предполагал. Спальные принадлежности ему не выдали, даже носовой платок отобрали, неизвестно из каких оперативно-режимных соображений, и на прогулку пообещали не выводить.
– Мне же ежедневная прогулка по Закону полагается, - искренне возмутился он, такой возмутительной формой исполнения Исправительного кодекса со стороны лагерной администрации.
- Будешь много разговаривать, попадёшь на *массаж*. У нас массажист профессиональный, после его сеансов даже Ленин бы революцию делать отказался, - пригрозил охранник.

- Да вы чего? Вы тут вообще охамели, я вас научу Закон выполнять. Вот возьму, и накатаю на вас *телегу* прокурору по надзору. Замучаетесь оправдываться! – Миха решил проверить, есть ли какие особые распоряжения по его персоне, или охрана от себя безпредельничает.
- Сергеич, у нас тут отказник умничает, права качает. Пришли *массажиста*, - охранник позвонил на КПП.
Вскоре неуклюжая проверка показала - распоряжения есть, и совсем нежелательные.

Через полчаса после звонка коридорного, Сидорова вывели в *процедурную* и, приковали, к специально для этой цели зацементированным в стену кольцам. Подвесив так, что его ноги еле-еле касались пола.
- Сколько ему? - услышал он вопрос *массажиста*.
- Пять по пять, по заднице, – лаконично хрипнула рация.
Первую пятёрку Миха проскрипел зубами. Далее, последовал короткий перерыв и, ещё пятёрка!
Он ощутил, что кожа на мягкой части тела натянулась и, вот-вот может лопнуть, а её размер, увеличился минимум вдвое. *Массажист* видимо имел богатый опыт, руку тяжёлую.
После четвёртой пятёрки Странник зарычал,
- Вы чего, суки, делаете? - вопрос был явно не к месту, но боль затуманила мозг, - он отказывался адекватно реагировать на ситуацию. После ещё одной пятёрки ударов его сняли и оттащили в стоячую, наподобие телефонной будки, камеру.
Перед глазами вспыхнули тысячи маленьких звёздочек, серые шершавые стены поехали в сторону, закручиваясь спиралью, - отток крови от мозга даёт такой эффект, - мелькнула последняя мысль, вцепившаяся в улетающую вверх спираль, и, - он потерял сознание.



Телефон на прикроватной тумбочке Васильева надрывался, вкладывая всю свою энергию в стремление привлечь к себе внимание. Наконец трубку сняла Светлана, как образцовая офицерская жена она вставала первой и готовила завтрак.
– Серёжа, вставай, со службы звонили. Я сказала,- ты скоро будешь.
Подполковник проснулся, какое-то время лежал, с трудом пошевеливая мозгами, не отошедшими ещё от вчерашнего шока, пытаясь адаптировать свои воспоминания о непоправимом, со звучащим в ушах голосом жены и запахами кухни, тревожащими его обоняние.
Не получалось!
Он со страхом открыл глаза и сел на кровати. Их со Светланой любимой кровати, которую он когда – то смастерил своими руками, из доставшихся по случаю хороших сосновых досок!
- Света, я же….это, … в тюрьме … должен быть…. Я вчера…. человека убил!!
- Что-о-о???!!! – жена вошла в комнату, её глаза были размером с чайные блюдца.
- Мы же вчера… с Шутовыми… в ресторане…. потом дома,…. Даша прибежала.. избитая вся, - не очень связно начал вспоминать Васильев. Тихо ойкнув и схватившись за сердце, жена волчком развернулась на месте и помчалась в комнату дочери.
– Тебе совсем пить нельзя, - вернувшись через минуту констатировала она, посасывая таблетку валидола. – Дарья спит ещё, нормально всё. Она же вчера засветло домой пришла, вечером мне по хозяйству помогала. Ты со своей работой, сам психованым становишься, и меня, такими заявлениями, дурочкой скоро сделаешь. Завтракать иди, я же говорю, со службы звонили.
Подполковник с удивлением выслушал этот монолог, и его уверенность в воспоминаниях поколебалась.
– Так, вчера же…. Вова с женой,…. проездом в Сочи….
Он силился максимально связно описать события вчерашнего дня.
– Серёж, а может тебе к доктору сходить, - обеспокоилась супруга.
– Значит, мне это всё приснилось?! Да-а, присниться же, дурь такая!
Почти успокоившись, он стал собираться на службу.
На КПП колонии ему сообщили, что профилактика с отказником Сидоровым проведена. *Массаж* сделали, результатов нет.
– Позвони в ШИЗО дежурному, я сейчас зайду к этому упорствующему.




Странник очнулся. Стянул штаны и глянул на пострадавшее место. Зрелище было, не из приятных.
То, что некогда являлось его задницей, в данное время представляло собой бесформенный кусок мяса невообразимо – баклажанного цвета, и увеличилось размером раза в полтора.
Таких синяков он в своей жизни ни разу не видал, тем паче на собственном теле!
- Чего-чего, а лупить беззащитных они тут наловчились, - кряхтел он, пытаясь натянуть на место брюки. Брюки не слушались – ж-па болела, короче, - полный капец!
- Небось один на один со мной помахаться, вряд-ли, кто из этих пе……тов согласится выйти!
- Это с подачи опера, сто процентов! В ближайшее время в покое не оставят. Хотя набор *спецпроцедур* почти везде одинаков, надо ожидать самое худшее, не дай Бог, Тамбовские эксперименты начнут применять.
Вот, суки, жопу набили, как малолетке!
Его намного больше возмущала моральная сторона этого избиения, а не боль, которую ему причинили.
– Ну, опер!! Я тебя из *модели* выводить не буду, сам выбирайся!
Прочувствуешь на собственной шкуре, что такое тюрьма Российская! – он очень рассердился и не собирался оставлять распоряжения подполковника относительно издевательств над его телом безнаказанными.
Что и говорить, но сегодняшний день не заладился с самого утра. Обычно каждое утро, ребята из П.К.Т выходя на прогулку, передавали ему пару-тройку сигарет, и он, кое-как перебивался, выкуривая их в несколько приёмов. Сегодня на коридоре дежурил особо ретивый охранник, и получить табачок не удалось, а это очень не хорошо!
Плюс ко всему, Странник никак не мог добиться врачебного осмотра. Больная нога распухла, и требовала к себе внимания специалиста. Всё это вкупе ввело его в крайне негативное расположение духа, что не замедлило выразиться в всплеске отрицательных эмоций.
Лёжа на полу он начал орать, - коридорный, доктора позови!
Стррража! Мать вашу, так-растак! И так и этак!
После нескольких криков в замке камеры заскрежетали ключом. На пороге появился подполковник Васильев в сопровождении двух офицеров-оперативников и охранника,
- Чего бузишь, Сидоров? Что-то у тебя дымом пахнет! Покуриваешь?
- Так ты же не принёс вчера сигаретку, начальник, стало быть, и курить нечего! – глядя сквозь Васильева, съязвил сиделец.
- Обыщите камеру, да, повнимательнее, - обратился подполковник к сопровождающим, не обращая внимание на ёрничающего заключённого.
Те, рьяно взялись за дело. Прощупали одежду, просмотрели все углы и щели, где только можно. В одной из щелей пола была найдена старая сопревшая спичка.
- Ага! Вот, спичка! Ещё 10 суток добавки тебе! – радостно объявил прапорщик нашедший *улику*. – Пиши объяснительную.
– Гляжу, вы от безделья совсем умом тронулись! Идите в зону, малолеток там перевоспитывайте. Мне эту байду втирать нечего. Спичке, судя по её виду – полгода, а я здесь – неделя с днями! Писать про то, что не делал – не буду. Я отвечаю, только за своё.
- Опять умничаешь Сидоров. *Массаж* понравился? Давай не дури. Напиши заявление о согласии выполнять все требования администрации, и сразу пойдёшь в отряд. Там и доктор, и прогулки с сигаретами, телевизор, чаёк, опять же.
– Подполковник, ты взрослый мужик, с виду вроде не идиот.
Значок вон ВУЗовский на лацкане, а думаешь примитивно, как эти прапора. Наверное, ты считаешь что, заперев меня в этом холодном чулане, лишив Законной прогулки и Законных постельных принадлежностей, ты сможешь мной управлять?
Сидоров, сделай то, да сделай это, а я по твоим планам должен изображать из себя куклу-марионетку, как основная масса недоумков, в вашем долбаном учреждении!
Да ты, по-ходу, в дуб въе…ся любезный!
Запомни подполковник – здесь, ты запер и заставляешь мучиться только моё тело. Мысли мои, моё сознание, ты запереть и истязать не в силах.
Я Вольный Человек, несмотря ни на что!
Моё тело подчиняется моим мыслям, а не наоборот. Терпеть боль и неудобства я умею. Твои коллеги приучили, я …..
- С тобой ещё будем работать, умник! - оборвал монолог Михи Васильев.
В этот момент, что-то внутри его завибрировало. Тело начало охватывать, не так давно прочувствованное онемение, но, несмотря на то, что ему надо было продолжать заниматься перевоспитанием непонятного зека, оно погнало его отсюда на волю, на свежий воздух, которого ему стало катастрофически не хватать. В то время, когда он находился на лагерной территории, и особенно, рядом с этим зеком, который опять сверлил его взглядом, достающим самых дальних закоулков подсознания, ему, он почувствовал, срочно понадобилось сменить обстановку, местонахождение.
– Пошли. Дверь закрой, и никаких врачей ему, - обратился он к охране, судорожно расстёгивая воротник кителя практически уже выбегая из камеры. Дверь захлопнулась, офицеры ушли, оставив Странника в крайне возбуждённом состоянии. Он принялся делать дыхательные упражнения, освобождаясь на выдохе, от полученного выброса отрицательной энергии визитёров, продолжая держать её под контролем, чтобы чуть позже перенаправить в «модель». Затем лёг на жёсткий холодный пол, принял *шавасану*, и стал соединяться с окружающим пространством. Вскоре нервы успокоились, дыхание и внутреннее равновесие восстановились, он сконцентрировался и, отправился, в, совместно с подполковником, созданную *модель* вероятностной реальности.


Здесь, мы оставим на время наших героев, и отправимся на краткий экскурс в личное прошлое, чтобы понять, откуда у Русского уголовника возникла тяга к трансцедентному.
Лет десять тому назад, после одной очень удачной кражи, Миха с друзьями отправился в Сочи. А где ещё в нашей стране можно было в те годы оттянуться по полной программе, имея в кармане солидную сумму денег, и тягу к приключениям в душе. В первый же день пребывания на курорте они встретили знакомого парня. Несколько лет назад женившегося на местной девчонке, и обосновавшегося здесь, на постоянное место жительства. После обильных возлияний под шашлычок они отправились, продолжать банкет, в один из модных ресторанов и, что-то там не поделили с группой *лиц кавказской национальности*. Началась серьёзная разборка, вскоре перешедшая в интенсивную потасовку с изломом столов и полётами стульев. Миха во время этой потасовки неудачно провёл удар ногой в подвернувшуюся некстати кавказскую голову, так как был уже прилично подшофе, поскользнулся, и со всего маху треснулся затылком о бетонный бордюр тротуара на прилегающей к ресторану территории, надолго утратив сознание.
Очнулся он на следующий день в городской клинической больнице, в отделении нейрохирургии. Весь в крови, и с полным отсутствием слуховых функций правого уха. Вскоре появился оперативник с какими-то левыми вопросами, который был отослан в сторону внешнерасположенного органа, а далее лечащий врач, и сообщил, что у Михи – ушиб мозга сопровождаемый обширной гематомой, трещина черепной коробки, и надрыв барабанной перепонки правого уха! На вопрос о перспективах, он честно ответил, что если гематома не рассосётся через месяц, - делаем вскрытие черепушки, вычищаем сгустки и ставим металлическую пластину. Слух восстановится процентов на сорок, и могут, в последствии, мучить головные боли, - это при благоприятном исходе операции. При не благоприятном – первая группа инвалидности, коляска и полная потеря слуха с правой стороны!
После услышанного Михаил впал в состояние сильной прострации, живо представив себя глухим идиотом, крутящим руками колёса инвалидки, и временами орущим от нестерпимой головной боли. Врач, наверное, был из общества честных дураков, коли обрисовал тяжело больному такие *радужные* перспективы.
Ближе к вечеру в палате появились его приятели с авоськой, обязательных в таких случаях, деликатесов в виде яблок, апельсинов и колбасы. Но аппетит пропал без следа, а заодно с ним, и жажда к выздоровлению. Странник завис в навязанной ему врачом модели будущего, а так как она его отнюдь не вдохновляла, то мозг совершенно не хотел заставлять организм выздоравливать. Он лежал на больничной койке, абсолютно равнодушный ко всему происходящему, разительно непохожий на деятельного и всегда весёлого тридцатилетнего парня. Приятели пытались его растормошить, пробудить интерес к жизни, которого обычно хватало на всю компанию, однако их потуги не увенчались успехом, и они вскоре удалились с весьма озабоченными выражениями лиц.

На следующий день друзья появились вновь, в сопровождении седовласого пятидесятилетнего мужчины с чистыми, и какими-то, по-детски наивными, синими глазами. Он подошёл к постели, и молча осмотрел больного, перекатывая в руках какую-то невидимую шароподобную субстанцию.
– Парни, вы зачем мне *клоуна* этого привели? - сипло вопросил Миха своих друзей, тяжёлым взглядом окинув седовласого мужчину.
Это было начало 90-х и, вся страна сходила с ума на телевизионных сеансах Чумака и Кашпировского. Странник, в те годы, относился ко всему сверхестественному, более чем, скептически. То, что мужчина из когорты биоэнергетических целителей, он понял как-то сразу, без лишних объяснений, на каком-то интуитивном уровне. На знахаря, однако, его неприятие не произвело никакого впечатления. Он молча стоял в сторонке ожидая когда ребята подготовят упрямившегося пациента к сеансу. По всей видимости, за годы практики, подобная реакция на нетрадиционные методы лечения, его нимало не удивляла. После коротких уговоров друзья усадили пациента на стул, рекомендовали положить руки на колени ладонями вверх, закрыть глаза и расслабиться. Чего уж этот целитель делал, Страннику увидеть не удалось, но ощущения были, те ещё! Была полная иллюзия попадания в сильнейшее электромагнитное поле, которое создало микробурю в отдельно взятой точке пространства, где его швыряло и вертело, как маленького безпомощного комарика. Через пяток минут накатило состояние покоя и расслабленности, сеанс окончился и, Михе было рекомендовано поспать, что, он и выполнил, без каких бы то ни было капризов, так как, испытанные только что ощущения были очень и очень впечатляющими. На следующий день визит целителя с проведением сеанса повторился. Так как, вчера ощутимого эффекта не последовало, он опять сопротивлялся, больше для проформы, потом сказал друзьям, - делайте со мной, что хотите, я всё равно в это не верю.
Его снова подвергли, знакомой уже, процедуре, и уложили спать.

Очнувшись после повторного сеанса, он внезапно ощутил в себе невероятный прилив жизненной энергии, как будто-бы стакана два крепчайшего чифира выпил.
Бодро встал с постели. Позаимствовал у соседа по палате тапочки, которому они пока были без особой надобности, так как его левая нога была в плену *противовеса* и, стал знакомиться с лежащими в палате *товарищами по несчастью*.
Их лица в этот момент надо было видеть, наверное так смотрели соседи воскресшего Лазаря, когда Христос вывел того из гроба и стал снимать с него погребальные пелена. Они с открытыми ртами, и немым восторгом, глазели на, вчера ещё лежавшего живым трупом, Миху и, на перебой пытались вопросить, - кто этот кудесник такой, что смог сделать такое!?
Первый обретший дар речи признался, - я слышал, врачи говорили, что вряд ли ты выкарабкаешься без последствий, скорее всего инвалидом останешься. А мужик этот, два раза по десять минут вокруг тебя руками поводил, и ты, как огурчик стал!
Вот это колдун!! Пациенты в палате отошли от первоначального шока и восхищённо зашумели, одобрительно кивая головами.
Перезнакомившись с товарищами по несчастью и выяснив, что пижамы выдаёт сестра-хозяйка, Странник вышел в коридор поискать её пижамно-тапочное хозяйство.
Ну, не в трусах же, в самом деле, по больнице передвигаться.
Что самое интересное – он начисто забыл о своём диагнозе, который два дня назад поверг его состояние глубокой депрессии, и уже не представлял себя инвалидом – колясочником. Он был снова весел, бодр, и не преминул ущипнуть проходившую мимо медсестричку, за аппетитное мягкое место. Та пискнула и вытаращила на него свои красивые карие глазки.
– Сидоров!? Это вы? У вас же строжайший постельный режим! Вам категорически нельзя вставать! Вы зачем встали!? Немедленно пойдёмте в палату, я вам турундочку в ухе поменяю.
– Чего-чего поменяю? - тут Миха вспомнил что, проснувшись, почувствовал в ухе инородное тело. Извлёк оттуда некое подобие затычки с налипшей на него, как ему показалось, жевательной резинкой, и выкинул, не придав этому никакого значения.
Сестричка, однако же, вцепилась в него обеими руками и, потащила в процедурную. Оказалось, что она меняла ему этот тампон каждые три часа, извлекая напитавшийся лимфой, и вставляя новый, насыщенный каким-то раствором. Заглянув в ушную раковину, она очень удивилась увиденному и, вызвала лечащего врача по внутренней связи. Тот вскоре появился и они долго, что-то там разглядывали, уточняя каждый раз после осмотра, тот ли, это Сидоров, которого позавчера привезли без сознания. Сукровица не текла, ушная раковина чистая, да и, вид у больного был – здоровее не бывает. Лечащий врач никак не мог поверить собственным глазам, помня в каком состоянии он был доставлен к ним в отделение, - с разбитым черепом и, в полной отключке.
На следующий визит целителя в палате было не протолкнуться от белых халатов. Весь медперсонал отделения, во главе с заведующим, желал увидеть человека, который поднял чуть живого больного на ноги всего за два дня.
Во время сеанса молчали, таращась на таинство действа во все глаза, словно первокурсники на первом практическом занятии, а по окончании сеанса облепили его со всех сторон, и все вместе вышли из палаты, завязав оживлённую дискуссию на медицинскую тематику.
Друзья радовались за бодрый вид Мишки, не переставая восхищаться искусством найденного ими знахаря.
– Ну, вот, братишка, а ты не хотел. Мы же не привезли бы безтолкового какого нибудь, мы ж тебе самого лучшего на все Сочи нашли! У меня вот, - тарахтел Вовчик, - после этого ресторанного бокса шишка была здоровущая, так он мне её за четыре часа убрал, никакого следа не осталось! Ну, мы ему, - так, мол, и так, у нас друг в больнице загибается, надо помочь. Он говорит, - поехали, посмотрим, что за проблема, чем смогу – помогу вашему товарищу.
– Парни, благодарю вас за помощь, действительно, силён мужик! Вы мне вещи мои привезите, ага? Пусть лучше он дома со мной позанимается, - мы сюда приехали не в больнице валяться! Море, солнце, девушки! Валить надо отсюда пока ветер без камней, - засмеялся Михаил, радуясь своему великолепному самочувствию.
Вечером парни привезли одежду, и вышли все вместе к поджидавшему такси через чёрный ход. На этом его пребывание в клинике, и лечение при помощи традиционной медицины окончилось, практически и не начавшись.
В последующие несколько дней Николай Степанович, как звали знахаря, проводил с Сидоровым сеансы, закрепляя полученный результат. Каждый вечер они сидели в уютном дворике, наблюдая закат солнца. Вели беседы на различные темы, в том числе, связанные с биоэнергетикой и скрытыми способностями человека.
– А ты, Миша, никогда не интересовался возможностями человеческой психики, биоэнергетики, силой энергии мысли? - как-то спросил Николай Степанович.
- Ну, постольку – поскольку. Я восточными единоборствами, когда занимался, про внутреннюю энергию, используемую при ведении боя, мало-мало читал. А, что?
- У тебя способности к генерированию биоэнергии даже выше, чем у меня. Можешь мне поверить, я это почувствовал после первого же сеанса.
При такой серьёзной травме это у меня первый случай такого скорого эффекта, обычно отзыв на моё воздействие наступает на четвёртый – пятый день, а ты после второго сеанса выглядишь так, будто и не было у тебя никакой травмы. У тебя очень хорошие данные, но ты их задавил своим образом жизни. Куришь, выпиваешь, ешь мясо, говоришь неправду, прелюбодействуешь. Это всё оказывает на твои способности подавляющее воздействие. Вот, если бы, ты очистил свой организм, и свои мысли от негатива, я бы тебя мог, наверное, в ученики взять. Сам, я получил знания от целительницы Джуны, и попал к ней, кстати, при схожих обстоятельствах.
Былой скепсис, после невероятного исцеления, у Михи прошёл и, он с большим интересом внимал словам, видимо знающего в этой области, человека. К тому же, тяга ко всему необъяснимому имелась.
– Я попробую, конечно. А может литература есть, какая-нибудь, по этой теме?
Николай Степанович незамедля выдал ему список нужной литературы. Всю последующую неделю, до своего отъезда, учил азам накопления энергии Солнца и, Вселенной. Использованию этой самой энергии в благих целях и, что ещё более важно, как сбрасывать грязную, негативную, со страждушего снятую, для того, чтобы самому не испортить здоровье. После отъезда Учителя, как Миха стал звать Николая Степановича, на Сочинском книжном рынке были найдены, не без труда, две книги из доброго десятка рекомендованных. Он очень серьёзно взялся за их изучение, попутно испытывая получаемые знания на практике. Успехи стали проявляться почти сразу, - то, боль головную одному из друзей снимет, то зубную – другому. Парни только диву давались, - ай, да Степаныч!
Всё это и пробудило в Страннике, на долгие годы, тягу к изучению забытых, или тщательно скрываемых от широких масс знаний. За что, он впоследствии, и получил такое прозвище.




На пульте дежурного РОВД прозвенел аппарат внутренней связи.
- Поспать не дадут, - подумал Васильев, выпутываясь из липкой паутины сонного оцепенения. Открыл глаза, и ….!!! О, Господи!!! Лучше бы он их не открывал!! Перед глазами был грязный потолок камеры следственного изолятора!!!!! Он обхватил обеими руками голову, стал тереть глаза, щипать себя за щёки – безрезультатно!
- Сержант, давай убивца к следователю! Васильева этого! Подполковника! – донеслось из дежурки, подтверждая абсолютную реальность происходящего. Абсолютно незнакомый следователь, видимо из Областной прокуратуры долго и нудно допрашивал подполковника, в скором времени уже вероятно бывшего.
Что пил, с кем пил, и, как часто вообще употребляет алкогольные напитки? Зачем взял топорик, выходя из дома, почему подошёл именно к этому молодому человеку, а не к кому-либо другому? Что говорил он потерпевшему, и, что тот ему отвечал, и почему? Следователь был молодой старший лейтенант, и очень старался. Видимо он получил от начальства ценные, и довольно конкретные указания, поэтому готов был вывернуть старшего, пока, по званию подозреваемого наизнанку. Через несколько часов нудной процедуры, раскрасневшийся крючкотворец, заполнил запрос на проведение, в отношении Васильева, комплексной психолого-психиатрической экспертизы, и отбыл к прокурору, подписывать постановление на арест. Васильева опять закрыли, в грязную, вонючую камеру.
- Господи, что же это!!? Господи, что же это!!? Он ходил из угла в угол, по маленькой, два на три с половиной метра камере и, как заведённый бормотал, одно и то же, одно и то же, не веря до конца в окружающую его действительность.
Пять шагов до стола и пять до двери! Пять шагов до стола и пять до двери! Пять шагов до стола и пять до двери!
Все его чувства потеряли прежнюю остроту. Ни запаха, ни вкуса, ни-че-го! Даже звуки доносились до него приглушённо, с изменённым тембром звучания. Ему казалось, что он внезапно стал актёром, в какой-то чудовищной сюрреалистической пьесе, где нарушены элементарные законы физики, и не работают причинно-следственные связи. Все дальнейшие события он воспринимал отстранённо. Ставил свою подпись в каких-то бумагах, тщательно мыл руки хозяйственным мылом, после снятия отпечатков пальцев, раздевался для обыска, собирал вещи, отвечал на вопросы и, молча залезал в автозак, когда его отправили этапом в следственный изолятор областного центра.
Его вели, сверяли по сопроводительным документам, обыскивали, заставляя приседать, и заглядывали в задний проход. Мыли, стригли и опять вели куда-то, по тускло освещённым, пропахшим лизолом и хлоркой бетонным коридорам.
Он смирился, полностью отдавшись во власть опытных безликих исполнителей. Понимая, что всё это Закон, который вступил в действие после совершённого им преступления, и изменить что-либо нельзя.
Не важно, согласен с этим Закон преступивший, или не согласен. Он сам, в той своей жизни, отделённой от этого мира чертой, в виде лежащего на дороге тела, заставлял других выполнять этот Закон. Глядя на их сопротивление, слыша стоны и крики отказников, во время *спецпроцедур*, искренне возмущался, и не мог понять, чего они хотят добиться своим неповиновением.
Прав всегда тот, у кого больше прав!
А Государство – всегда Право, т.к. является аппаратом насилия, угнетения и подавления!
Поэтому, привыкнув за много лет к дисциплине и выполнению приказов, не противился и делал то, что велят, добровольно превратившись в послушную чужой воле марионетку.
Наконец, за ним с лязгом закрылась тяжёлая тюремная дверь, и он оказался в тесной камере, с металлическими двухъярусными нарами на четыре человека, умывальником, и сортиром, скрытым за самодельной целлофановой занавеской, сшитой вручную из использованных пакетов. Четверых обитателей он увидел сразу - они играли в домино за узким металлическим столиком. Ещё двое спали на верхних нарах, и кто-то невидимый натужно кряхтел за сортирной занавеской, мучительно расставаясь с опостылевшей баландой. Налицо было явное перенаселение.
Увидев ещё одного постояльца, игроки заголосили, - начальник, вы там с ума, что - ли сошли? Нас и так семеро! Вы нам ещё одного пихаете!! Скоро совсем дышать нечем будет!!
- Срать надо меньше! – донесся из-за двери образчик местного коридорного юмора.
– Проходи, в ногах правды нет, присаживайся, - один из игроков кивнул на место рядом с собой.
– Проворовался поди, вояка? – с улыбкой поинтересовался двухметровый здоровяк, вставая с сортира, после нелёгкого процесса дефекации.
– Почему вояка? – робко спросил Васильев, не зная, как себя вести в новой для него ситуации. Он всегда был по ту сторону решётки, и никогда не представлял себе, каково быть с этой.
– На тебе рубашка офицерская, а у нас хата, для ментов и военнослужащих. Обычных уголовников к нам не сажают. Вот, потому – вояка, - пояснил ему застёгивающий камуфлированные штаны двухметровый.
– Я в УФСИНе, в колонии служил, опером.
– О, блин! Гражданина начальника к нам занесло!! – после этой фразы все головы повернулись в его сторону. Сотрудников лагерной администрации здесь явно недолюбливали. К новым людям всегда в камерах относятся настороженно, - может *наседку* подсунули, и жди неприятностей, - сейчас же на него повеяло открытой неприязнью.
– У, курва! Кидай матрас на пол, видишь, мест нет. Твои сослуживцы нас тут натрамбовали, как килек в банку. Им говоришь, что условия содержания не соответствуют никаким нормам, а им хоть бы хны! Попробуй за права заключённых с ними побеседовать, от *черёмухи* потом, дня два не прочихаешься! Вот на полу и спи, начальник хренов!
- Да ладно, чего ты ему втираешь. Он сейчас такой же, как мы, - оборвал недовольного, интеллигентного вида мужчина с верхних нар, проснувшийся от лязга двери, и громкого разговора.
–Залезайте ко мне, познакомимся.
Васильев положил матрас и пакет с вещами на пол, и залез на верхний ярус. Начались разговоры, кто, откуда, за что. В общем, обычный камерный трёп, который сближает людей совершенно разных, но волей судеб оказавшихся в одном месте в одно время.



Странника извлёк из *модели* звук открываемой двери. Ничего хорошего от визитёров он не ждал.
– Встать!- заорал на него дежурный офицер. – Ты чего тут разлёгся! Не санаторий!
- Мне бы доктора, мази какой ни будь. А вставать я не могу. Вы мне все ноги отбили, вот и поднимайте теперь, если вам надо. Мне и на полу не плохо, – состояние отбитой части тела и впрямь требовало врачебного вмешательства, а больная нога не на шутку распухла. Все медикаменты, привезённые им с собой, у него отобрали, - вдруг там наркотики спрятаны?
– На свиданку, давай пошли, - огорошил его дежурный.
– На свиданку? Кто приехал? – Миха был крайне удивлён. Он никак не мог подумать, что его, в таком виде, покажут кому-то из гражданских. Обычно, пока не пройдут следы побоев никаких свиданий не проводят. В его памяти были случаи, когда избитых зеков прятали в складах промзоны, среди готовой продукции. На время прокурорской проверки.
Разве что оперативники из РУБОПа приехали. Им-то наплевать, что его тут лупят, как боксёрскую грушу, они ещё от себя подбавить могут.
Кое - как поднявшись, кривясь от боли при каждом шаге, он захромал вслед дежурному.
Его отвели в уже знакомый бокс размером с телефонную будку, и через пару минут затолкнули туда незнакомого заключённого, который оказался земляком с соседней улицы. Он заплатил дежурному за *свиданку* пятьсот рублей, дабы ободрить земляка и передать тёплую куртку, - по ночам холодало. Деньги, они везде – Деньги!
– Ну, братишка, молодец! А я думаю, кто приехал? Благодарю за куртку, за носочки шерстяные! Привет всем парням достойным передавай! – их разговор не продлился долго. Через десяток минут заботливого земляка увели.
Опять появилось несколько офицеров, и, они помогли ему доковылять до «процедурной».
– Вот, суки! Опять накололи. Знал бы оконцовку этой *свиданки*, не стал бы сам ноги передвигать, - возмущался Миха, пока его подвешивали к уже знакомым кольцам.
Сегодня он оказался в позе Виталия Бонивура, вздёрнутого на дыбе в белогвардейской контрразведке. *Массажист*, однако, посмотрел на него, послушал хрипы рации, и ушёл, бросив на ходу, - повиси пока. Через пару часов боль в вывернутых суставах стала невыносимой. Он пытался увести сознание в *модель*, не получилось.
Ни успокоится, ни выровнять дыхание и настроиться, никак не удавалось.
–Мне, что, сутки тут висеть?
Пошевелил пальцами рук и понял, что не чувствует их! Тогда он начал во весь голос орать песни, все, какие только помнил, чтобы отвлечь мысли от рвущей тело боли, заодно напоминая сотрудникам колонии о своём существовании.
Безрезультатно. Странник стал уговаривать Боль, и она, немного покапризничав, утихла. С болью у него были давние, почти дружеские, взаимоотношения.
Ближе к вечеру появился охранник, отстегнул наручники и, почти на руках оттащил, охрипшего *певца* в камеру. Миха упал на грязный пол камеры и отключился. *Спецпроцедуры* продолжались.



В коридорах следственного изолятора звенел звонок – утренняя побудка. В маленькой камере половина населения не спала. По очень простой причине, на восемь человек – четыре спальных места.
– Ей, начальник, язви тебя, вставай, - хватит дрыхнуть! – отношения с сокамерниками не налаживались. Васильев проснулся от толчка рукой в бок и лежал, пытаясь понять, где он находится.
– Давай, подъём, сегодня баня! – снова почувствовав сильный толчок в плечо, он понял,- это суровая реальность. Надо вставать, хотя поспать удалось всего лишь пару часов. Сокамерники засуетились, собираясь в баню, готовя чистое бельё и полотенца.
- Серёжа, вы мыться идёте? – спросил его Борис Яковлевич, адвокат, единственный с кем у подполковника сложились взаимоотношения.
– Да, да, конечно, - и полез в свой мешок с пожитками недавно принесённый Светланой.
- Вы сигареты с собой возьмите, вдруг шмонать придут, - наставлял его адвокат, - сигареты изорвут и, вы будете вынуждены самокрутки курить.
– Зачем? – не понял Васильев, - мне их официально передали, обыскивали уже.
– Яковлевич, оставь начальника в покое, он в курсе всех дел. Сам недавно у мужиков в мешках шебаршил, – оборвал адвокатские увещевания двухметровый, бывший боец спецназа.
– В баню, готовы? – не ожидая ответа, дверь распахнули, - пошли, давай! Проскрипела неопределённого возраста со следами обильной растительности на лице женщина-охранник, имеющая от заключённых прозвище - *Петрович*.
Баня являла собой зрелище крайне унылое. Полное отсутствие вентиляции в раздевалке. Покрытые плесенью стены, осклизлая бетонная скамья, пара ржавых тазов и две душевые лейки – вот и все условия.
– Помывка 15 минут, - скрипнул *Петрович*, заперев за ними дверь. Подследственные радостно загомонили раздеваясь. Кто принялся за постирушки, пока горячая вода под рукой, кто полез под душ, кто начал бриться.
– А-а-а! Суки! – вскрикнул здоровяк, выскакивая из-под душевой струи. Оттуда полился чистый кипяток, что ему явно не понравилось. Минут пять ушло на ругань с банщиком и регулировку температуры. Время отведённое на помывку заканчивалось. Все сгрудились возле двух леек, толкаясь и поругиваясь. Васильев намылился и встал под душ последним. Струя воды иссякла, успев чуть-чуть намочить его тело.
- Эй, банщик, воду дайте! Люди не помылись! – он имел вид инженера из сочинения Ильфа и Петрова выскочившего на лестничную площадку.
– Где ты тут людей увидел? Вам сказано было - 15 минут! – проскрипело за дверью.
– Но я весь в мыле?! Дайте воду на одну минуту! – попытался отстоять своё право на личную гигиену подполковник. Дверь открылась, - *Петрович*, глядя на опененного Васильева, скрипнула, – Здесь не санаторий, а вы не люди – зеки. Всё! Собрались, вперёд! Мне ещё три камеры до обеда помыть надо.
Пена засыхала, превращаясь в грязную корку. Тело чесалось. Право заключённого на чистое тело – не работало.
- Серёжа, вы в камере холодной водой смоете. Пойдёмте, – посоветовал Борис Яковлевич. Поняв, что спор ни к чему не приведёт, подполковник обмотался полотенцем, и поплёлся в камеру.
Бельё, хотя бы, успел простирнуть, - попытался он себя утешить.
Вопиющий беспорядок в камере указывал, что охранники воспользовались их отсутствием, вывернув всё наизнанку. Матрасы были перевёрнуты и вспороты, бумаги, продукты, всё свалено вперемешку.
– Вот, гады! – констатировал здоровяк. – Это твои сослуживцы, начальник! Ну зачем расшвыривать всё? Я у боевиков в Чечне, при обысках, так не делал!
Подполковник не нашёлся, что ответить, и принялся собирать в мешок свои разбросанные по всей камере вещи. Опасения адвоката, более чем подтвердились – отсутствовал блок сигарет.
– Ну вот, я же вам говорил, - посочувствовал Борис Яковлевич, увидев, что его сокамерник остался без табака. Однако это не подсластило горечь утраты сигарет. Кое-как обтерев, влажным полотенцем остатки мыла, он перекусил остатками жёниной передачи и стал стучать кулаком в дверь, вызывая коридорного.
– Ну, рассказывай, - через некоторое время прозвучало за дверью.
– У меня во время обыска сигареты пропали. Верните по-хорошему, я жаловаться буду. И таблетки у меня забрали, от головной боли.
Васильев собрался восстановить, очевидно, попранную справедливость
– Не, анальгин случайно? – вопросил невидимый.
– Цитрамон. Я с собой привёз упаковку.
Засовы начали открываться.
– Сейчас тебе выдадут. Не подавись, – заёрничали сокамерники в предвкушении развлечения.
В камеру ввалилось двое здоровущих камуфлированных парней с резиновыми дубинами в руках. На одной было написано белой краской – АНАЛЬГИН, на другой – ЦИТРАМОН.
– Ну, у кого тут голова болит? Мы медбратья.





Сидоров сидел в своей одиночке уже третий месяц. Но это никоим образом не означало, что там же, всё это время, находится его сознание. Удачно отправив Васильева в вероятностную реальность, он сам, когда ему становилось тошно в камере, сбегал отсюда, то в собственные воспоминания – называя их «сады моей памяти», то в те пространства, которые часто посещал в очень ярких и необычных сновидениях. Правда, очень мешали звуки открываемой двери. С одной стороны звуки сопровождали принос пищи, но одновременно с этим, выводили из *моделей* в суровые, тюремные будни. В компанию вшей, и крысы Лариски, которая вылезала ночью погреться, и спала, прижавшись к его спине.
Вместо городов-курортов, где Странник развлекался, плавая на виндсёрфинге по волнам Чёрного моря, внимая звукам музыки в пляжных кафе, он снова оказывался в камере, перед миской малосъедобной баланды.
В этой колонии он являлся единственным заключенным с такой богатой тюремной биографией. Поэтому, многие молодые офицеры ходили смотреть на него, как на диковину, попавшую сюда из времён советских лагерей. Всё вкупе, Странника крайне раздражало. Не то, чтобы он страдал от излишней скромности, но пристального внимания к своей персоне не любил, и визиты молодых *перевоспитателей* с круглыми глазами, воспринимал крайне негативно и забавлялся над ними, как хотел. Доводил, издёвками и сомнительными шутками, до белого каления. Они его отвлекали от экспериментов, а он их, своим нарочито развязным поведением, отваживал от посещений. Знал, - суровее условий, всё равно ему не создадут. Суровее было просто некуда.
Ни прогулки, ни матраса, ни доктора, ни бани!
Недавно утром, во время умывания распоров себе веко отросшими ногтями, Миха устроил по этому поводу шумный скандал, но охрана никак не отреагировала, ножниц так и не дали. Телесная чистота была у Странника *пунктиком*, поэтому, грязь и обнаружение вшей, лишило его душевного равновесия.
Простить такое отношение к себе он не мог, потому что права заключённого на личную гигиену были закреплены Законом.
По его рассуждениям, если он нарушил Закон, то, несёт за это наказание. Это справедливо! Но если те, кто поставлен Закон соблюдать, его нарушают? И при этом, не несут за это никакого наказания. Это справедливо? Нет! Происходит нарушение баланса в сторону зла, следовательно, равновесие надо каким-то образом восстанавливать.
Периодически он входил в *модель* к Васильеву, корректируя там условия его нахождения. Стараясь, при этом, чтобы тот не понял истинную причину своего попадания туда, и все свои неудобства переносимые здесь, Миха сразу проецировал в *модель* по отношению к подполковнику. Честно выполняя обещание, данное самому себе, что опер прочувствует все *прелести* своих методик перевоспитания на собственной же шкуре.



Будильник, честно выполняя свой долг, изо всех сил звонил, вызволяя Васильева из мира сновидений. Он проснулся, но боялся открыть глаза и угомонить неумолкающего помощника. Завод скоро закончился, будильник хрипло бормотнул и затих. В последние недели, каждое утро, просыпаясь, он некоторое время лежал, пытаясь определить, где он находится, не решаясь открыть глаза. Изменения, которые претерпевал мир вокруг него, логическому объяснению не поддавались. Он анализировал события в обеих реальностях, и чем дальше углублялся в самоанализ, тем больше запутывался в собственных рассуждениях, не в силах разобраться сон это, или равнозначная явь.
– Приехал старый боевой товарищ, выпили со встречей, - всё логично.
Дальше, – дочь, кто-то обидел вечером после дискотеки,- там столько отморозков всяких, пьяные, обколотые, сколько он их в колонии перевидал, - то же, логично.
Сколько раз ей говорил, - Дашка, возвращайся домой засветло!
Потом, - молокосос этот, - наглец, сам виноват, боевого офицера обоссаной рукой по лицу, накинулся на меня - ну и выпросил! Возможно? - Вполне.
Н-да. Топорик, конечно, некстати под руку попался!
Потом, – следствие, допросы, тюрьма. Всё укладывается в смысловую линейку! Совершил преступление, - от сумы и от тюрьмы, как говориться …. , - надо отвечать! Светлана, опять же, передачи носит. Вова Шутов на обратном пути с моря приезжал, - Света говорила, - всё порывался на свидание попасть. Дашка письма пишет, - папа, я тебя люблю, мы с мамой тебя очень ждём! Фотографии недавно прислали, - на пляже с подругами. Синяки у ней прошли. …. Жизнь продолжалась за тюремными стенами.
Но……вот сейчас, где я? – он, внутренне сжавшись, приоткрыл один глаз….
Вокруг, были стены его дома в рельефных обоях под краску, светло-бежевой палитры. Фф-фух! Расслабился, и продолжил самокопание.
Что мы имеем здесь, - Вова Шутов не приезжал. Жена говорит, что с Дашей ничего не произошло. Я хожу на службу. По утрам, правда, что-то не очень хорошо себя чувствовать стал. Жена считает, что у меня с психикой не всё в порядке, - эхо боевых спецопераций, и на работе одни нервы. Тоже вроде бы всё логично. Ну и, где, я на самом деле? И там, и здесь, я всё чувствую, вижу, переживаю! Водка пьянит, автомашина едет, соль солёная, сахар сладкий - несоответствий нет! Неужели всё-таки с психикой проблемы? Где явь – где сон?
Этот вопрос не давал покоя Васильеву в последнее время. Он рассуждал сам с собой, порой вслух, на ходу, не замечая недоуменных взглядов сослуживцев. За его спиной офицеры шушукались, покручивая пальцем у виска. Два дня назад на оперативке у начальника колонии, шеф намекнул ему на отпуск, мол - вы не устали Сергей Сергеевич? Это я устал? Шестнадцатикилограммовую гирю по 10 раз каждой рукой выжимаю!
А то, что со службы пару раз раньше уходил, так у любого голова заболит, от этих лагерных недоумков.
Наверняка, кто-то из сослуживцев под меня копает, доложили начальству.
Может и вправду, взять отпуск, рвануть на Волгу, с бредешком полазить, спиннинг покидать, на песочке поваляться! Зачем на море ехать, такая река рядом!
Надо будет со Светланой обсудить, - она всё к доктору гонит, - а на речном просторе и без докторов всё нормализуется!
Ладно. Хватит себе мозги накручивать! Пора вставать и отправляться на работу, или всё-таки в клинику лечь, нервишки подлечить у специалистов? Сны эти, дурацкие, совсем нервную систему расшатали.


В колонии всё шло своим чередом – охрана продолжала охранять, сидельцы продолжали сидеть. Внимание к Страннику у начальства ослабло – новых забот навалилось не мало. С прапорщиками, дежурящими в изоляторе, отношения нормализовались, так как сиделец был абсолютно не конфликтен, и хлопот охране не доставлял. Его, уже несколько месяцев, как перевели в П.К.Т, стали выдавать на ночь спальные принадлежности и выводить на часовую прогулку. Правда всё так же одного, но и на том спасибо. От недостатка общения он не страдал, так как чётко знал, как использовать имеющееся у него в достатке свободное время.
Подполковник давненько его не навещал, так как ему было не до Сидорова – в одной жизни у него возникли проблемы с головой и, как следствие, с выполнением служебных обязанностей, в другой – дело подходило к справедливому наказанию за содеянное.
Как сказал один известный персонаж советского кино, – наш народный суд - самый гуманный суд в мире!
Выводить Васильева из *модели* Странник не собирался, да и, честно говоря, не знал, как остановить теперь, существующую по ирреальным, непонятным ему до конца законам, реальность.
Вначале, это был чистой воды эксперимент, потом к нему примешалось чувство возмездия за издевательства со стороны администрации. Теперь, Михаил в основном был сторонним наблюдателем, входя в своё творение для лёгкой корректировки событий. К тому же, его лагерный срок скоро заканчивался, и его не сильно заботило, что будет дальше с этим опером. Он вспоминал, сколько боли и мучений доставили ему коллеги Васильева, и даже если этот мусор сойдёт с ума, так и то, баланс восстановится не полностью. Но, такой исход эксперимента ему был не по душе, и он решил чуть-чуть засветить подполковнику своё участие. Плюс ко всему, отправляясь, в очередной раз на корректировку Странник непонятным образом попал в одно из своих прошлых воплощений, и хотел там побыть, но его мягко оттуда извлекли и вернули в камеру, дав тем самым понять, что он пешка в чьей-то Великой Игре, и лезть в Игроки ему ещё рановато.
Однако вскоре, войдя, как Михе показалось, в *модель*, а вход всегда получался у него через состояние близкое к дрёме, он вдруг ощутил, что дремлет сидя на идущей куда-то лошади!? Его ноги явно чувствовали кожу седла, стремена, и тепло конских боков!?
Он приоткрыл один глаз и увидел себя движущимся в составе отряда лёгкой кавалерии. Самое поразительное было то, что мысли в голове, были не его, живущего в 20-м веке, а воина, едущего на полгода в боевое охранение по договору между государями.
Шло лето 7111-е по Русскому календарю Числобога, или 1603-й год от Рождества Христова, по европейскому.
Это он знал, как дважды два!
И, первой мыслью было удивление - не тем, что он тут делает, и как сюда попал, а тем, что они едут по двое в ряд, хотя обычно походный строй – по трое!?
Далее он глянул в сторону – они двигались по узкой улочке маленького городка на юге Франции. Улочка была очень узкой, - это старший нас перестроил из-за тесноты улицы, - понял он. Дома были небольшие, в один этаж, белёные, с высокими каменными заборами из известняка, над которыми свешивались ветви цветущих деревьев.
– Да, ранняя весна здесь, у нас дома ещё не зацвела вишня, - это были его впечатления от увиденного. Потом слева, донесло терпкий запах моря, - ну, вот, скоро грузиться на корабли и плыть, ещё недели две, - а качку он не любил. Он чётко помнил, что в прошлый раз его сильно укачало, и он долго приходил в своё нормальное состояние.
–Подремлю пока, - он знал, что его конь – шестилетка Резвый, сам довезёт его до места, дав хозяину возможность ещё поспать. У них было полное взаимопонимание – он взял Резвого из табуна ещё молодым стригунком, и сам вырастил себе боевого друга. С этими мыслями воин снова задремал.
Вышел из этой ретроспективной дрёмы Странник в своей маленькой камере. Попадание *туда - не знаю куда* его очень удивило и насторожило.
Как человек понимающий, что если мы что-то не видим, или не понимаем, это не означает отсутствие проблемы, а как раз наоборот, он посчитал попадание в другую реальность не по своей воле первым *китайским* предупреждением. Следовательно, его эксперимент с опером кому-то мешает. Этот Кто-то был явно не из числа простых смертных, и с Ним, по Михиным соображениям, шутить и ругаться было бы себе дороже.
Не ввязался ли он в Игры Богов, где его, как партнёра, никто, конечно, не рассматривал и, наказание за то, что «сел не в свои сани» могло не заставить себя ждать?!
Надо срочно выводить подполковника из *модели*!
Но, как?! Информация по методике выведения осталась в тех книгах, в голове остались какие-то не выстраивающиеся в смысловую цепочку обрывки.
Опять эксперимент?!



Время было утреннее, большинство обитателей камеры следственного изолятора не спали – сегодня сразу двое уезжали на этап. Васильев на суд, а адвокат Борис Яковлевич в Москву, его затребовала Московская Прокуратура для проведения каких-то дополнительных следственных действий. За несколько месяцев сидения в четырёх стенах, они, если и не подружились то, во всяком случае, испытывали друг к другу взаимную симпатию. Борис Яковлевич был хорошим юристом с обширными связями, но вот не задача, в одном из щекотливых процессов ситуация вышла из-под контроля и к нему в кабинет пришли незваные посетители из ФСБ, и адвокату пришлось переехать под одну крышу со своим подзащитным. Перед расставанием Борис Яковлевич, как мог, утешал подполковника, - Сергей Сергеевич, вы не переживайте. Вам обязательно должны переквалифицировать статью. Ну, какая 105-я? В тот момент никакого умысла на убийство у вас же не было?
– Не было, конечно. У меня дочь избили, я и выбежал в сердцах!
– Правильно. Вы находились в состоянии сильного душевного волнения, и отчёт своим действиям отдавали не в полной мере. Так?
– Так, – согласно кивал Васильев.
– Вам же комплексную психолого-психиатрическую экспертизу проводили?
– Да. Я выпивши тогда был, сослуживца встретил.
– Не расстраивайтесь, думаю, что с учётом всех особенностей ситуации и ваших характеристик, обязательно переквалифицируют на менее тяжкую статью.
За этими разговорами они дождались вертухая, попрощались с сокамерниками, и отправились в путь, каждый за своей судьбой.
Слова Бориса Яковлевича не оправдались – отец убиенного был не простым слесарем, а чиновником Областной Прокуратуры. Все характеристики Васильева при таком раскладе можно было смело спустить в отхожее место. Ввалили ему по всей строгости Закона – 11-ть лет лишения свободы!
Фемида, не взирая на её бодрую внешность, женщина очень и очень пожилая, да ещё и с повязкой на глазах.
В силу старости - слепости она попросту не видит, что кто-то давит пальцем на одну из чаш её весов, а со стороны Областной Прокуратуры надавили сильно. В момент оглашения приговора подполковнику показалось, что в зале разорвалась беззвучная вакуумная бомба и его неудержимо засасывает во внезапно образовавшую невидимую воронку, где ждёт его, если не смерть, то уж точно не жизнь.
В зале судебного заседания вся в слезах метались жена Васильева, его любимая дочь. Они пытались прикоснуться к нему хоть на несколько минут, понимая, что это расставание надолго и ещё очень не скоро они увидят своего мужа и папочку.
Сослуживцы и друзья пришедшие поддержать его в тяжёлое время, выкрикивали что-то ободряющее, но вся эта суета доходила до сознания с большим трудом. Слова приговора отныне, и на 11-ть долгих лет, воздвигли между ними и подполковником незримую грань, сквозь которую он всё стал видеть в совершенно ином свете.
Идя по коридору тюрьмы, в состоянии глубокой прострации, он заметил очень знакомое лицо, выглядывающее в кормушку одной из камер, но распознать его не удалось - распознавалка сейчас совершенно не работала.
Человек что-то крикнул ему, но охранник подтолкнул в спину и Васильев был вынужден пройти мимо, хотя вопрос, - кто это, и что он хотел, ноющей занозой засел в его голове. Его вернули в ту же камеру, дожидаться утверждения приговора, и далее этапирования в Нижнетагильскую спецзону для бывших работников силовых структур.
Кое-как раздевшись, ни с кем не разговаривая, он рухнул на нары и забылся тяжёлым сном. Ему снились - дом, с так и недоделанным крыльцом, Светлана с дочерью, бегущие за огромной серой машиной, *автозаком*, увозящим его куда-то.
Он кричал шоферу, молотя кулаками по кабине - остановись, остановись, мне надо с ними, хотя бы проститься! Но, тот не слушал, смеялся в ответ, увозя его от любимых людей всё дальше, и дальше, пока они не скрылись в облаке придорожной пыли.


В яви дела подполковника тоже шли не лучшим образом. После полугода постоянных уговоров жена всё же отвела его к психотерапевту. Да он и сам понимал, что в одиночку ему с этими кошмарами не справиться – не помог отпуск на Волге, не помогли и самостоятельные попытки разобраться в собственной голове. Доктор был очень хорошим специалистом, со слов Светланиной подруги, у которой он пользовал всю семью, кстати, очень успешно.
Внимательно выслушав Васильева, рисуя при этом какие-то схемки, он провёл обычные в таких случаях тесты и объявил, - вы психически здоровы. Но!
Слышали ли вы когда-нибудь о методах нейро-лингвистического программирования? Либо, способах психокодирования при помощи звуковых или, видовых *якорьков*? – и, не дав подполковнику ответить, продолжил, - скорее всего да, но в общих чертах.
Я думаю что, здесь налицо применение кем-то в отношении вас чего-то подобного.
Во-первых, - постарайтесь вспомнить когда, и где, вы могли подвергнуться гипнотическому воздействию, во время которого, и была навязана фантазийная реальность, ожившая в очень реалистичных сновидениях.
Во-вторых, - надо понять, в каких звуках, ключевых фразах, или картинках заключён код, способствующий вашему входу в эти сновидения.
И что, в вашем поведении, могло послужить причиной гипноагрессии против вас.
Могу попробовать ввести вас в состояние регрессивного гипноза, где мы совместно пройдёмся по воспоминаниям и думаю, что причину найдём.
Подполковнику, честно говоря, не очень хотелось, чтобы этот эскулап швырялся в его памяти, но убедительный взгляд жены присутствующей на приёме, и психологическая усталость, скопившаяся за последние месяцы, были весомым аргументом в пользу проведения сеанса.
– Хорошо, я согласен, давайте поищем причину. По-видимому, другого выхода у меня нет.

После некоторого времени в забытьи Васильев пришёл в себя, и был сильно удивлён вопросом психотерапевта, заданного им после исканий в его памяти, - Сергей Сергеевич, вам знаком человек по фамилии Сидоров?
- Ну, да. Есть у меня на службе один проблемный подопечный с такой фамилией. А, он то, тут при чём?
– Дело в том, что в первый раз, о возможном совершении вами убийства обидчика дочери, вы услышали именно от Сидорова! Ведь так?
Тут подполковник вспомнил свою первую беседу с этим упрямым и не совсем обычным, как ему тогда показалось, осужденным. Когда он ему начал рассказывать какие-то бредовые фантазии о том, могло такое случиться, или не могло! Вспомнил своё необычное состояние после его ухода, кстати, сейчас, после сеанса гипноза он испытывал нечто похожее.
– Да-да, доктор, я вспомнил! Этот парень мне сразу показался немного странным. По-моему, он даже мысли мои, каким-то образом предугадывал.
Стоп! Вспомнил! В одном из последних снов я его рожу в СИЗО видел. Он мне что-то кричал из камеры, когда меня мимо проводили!
Ну, я ему устрою сладкую жизнь! Вот сволочь!
– Нет-нет, Сергей Сергеевич, ни в коем случае! Направлять в его сторону какие-либо агрессивные методы воздействия я вам категорически не советую. На мой взгляд, именно агрессия с вашей стороны и служит фактором увеличивающим степень реальности, и жёсткости, событий, происходящих в ваших снах. К тому же, если он показал вам своё присутствие – значит, он чувствует, что заигрался. Либо теряет контроль над ситуацией, и его самого начинают одолевать эти кошмары. Вам, я думаю, надо попытаться с ним поговорить, узнать, как он это сделал. Вы запомните и расскажете мне, тогда мы сможем понять, как вывести вас оттуда. Ещё раз прошу вас – никаких репрессий к Сидорову не применяйте, это в ваших же интересах. Он считает, что вы поступили с ним несправедливо, неправильно и, я думаю, это его форма борьбы за правду.
Помните старую русскую пословицу – «что посеешь, то и пожнёшь»?!


Странник сидел на полу своей камеры и, с удивлением, и жалостью смотрел на свои руки. Они опухли, представляя из себя сплошной синяк и, сильно болели. Причина была ему понятна, но у него, никак не получалось записаться на приём к Васильеву поговорить, - то, он в отгуле, то, - на больничном.
В *модели*, тоже не удавалось встретиться, и сегодня Миха получил второе *китайское* предупреждение.
Когда он прилёг, вздремнуть часок после обеда, его затащило в сонный водоворот и выбросило в маленькой тёмной комнатке без окон, единственный выход из которой, охранял здоровый детина с пудовыми кулаками.
Странник чётко понял, – если я не переведу его, из вертикального состояния в горизонтальное, то, мне отсюда не выбраться!
Моё сознание навсегда будет заперто в этой каморке под бдительным оком этого Цербера.
Далее начался бокс. И, какой это был бокс!
Миха бился, как в последний раз, понимая, что от исхода схватки зависит его психическое здоровье. Стать на всю жизнь, ничего не соображающим растением, бррррррр, ни за что!
В этом поединке, он победил! Он это понял, когда стоял весь в крови над телом поверженного стража. Всё тело было покрыто кровью поверженного врага. Она стекала по лицу, по рукам и плечам. Ощущался даже на губах её солёный привкус. По полу комнаты были разбросаны останки противника, - именно останки, - как цельное тело он не идентифицировался!
Дверь распахнулась, открывая ему путь к возвращению.
Очнувшись, он почувствовал сильную боль в разбитых, о голову и тело бойца, руках.
И сейчас сидел на полу, не зная, что делать, не понимая, как это могло вообще случиться – во сне драка, а в яви все руки в синяках!
– Стрража! Стража! Мать вашу! – гаркнул он, - подполковнику Васильеву позвони, мне на беседу к нему надо!
– Ты, чего, Сидоров? Вроде ты с кумом в контрах? – искренне удивился вертухай.
По понятиям - порядочные арестанты к куму на прием не ходили – западло! И, то, что Странник живёт по понятиям, знали все охранники.
– Давай звони, всё, сил моих больше нет, хочу ему покаяться, что дал тебе полштуки денег на водку, а ты мне две недели мозги пудришь – ни водки, ни денег!
Терпелка моя терпеть устала, того и гляди, в глотку твою жирную вцеплюсь! – и сделал самое серьёзное выражение лица на которое только был способен.
– Миш, а Миш, ты чего, я разве брал у тебя что-нибудь? – испуганно загнусил коридорный под дверью, - мне до пенсии осталось полтора года. Сейчас наплетёшь им, с три короба и, попрут меня с работы за связь с осужденным.
– Успокойся служивый, шучу я. Иди, звони оперу, мне надо к нему не меньше, чем ему ко мне. Ты ему только скажи, что я поговорить с ним готов, а он сам всё поймёт.
Прапорщик недоуменно пожал плечами, и пошёл на пост, звонить в штаб колонии.
Уже через пару минут стражник услужливо сообщил, - Мишаня, я дозвонился, он сказал, что он тебя ждёт, конвойный уже в пути. Ты только шутки свои не говори в штабе-то, а то у них там с чувством юмора не всегда в порядке.
Действительно, не прошло и десяти минут, как за Михой пришёл конвойный, - осужденный Сидоров, давай пошли в штаб, к Васильеву.


Оставить комментарий

Вы не зарегистрированы, решите арифметическую задачу на картинке,
введите ответ прописью
(обновить картинку).


strannik260861 x0



Познавший ведает то, чего не знает никто, видит то, чего не видит никто. Если бы он сказал всё, что знает, его просто убили бы!



Друзья


Найти друзей